Тайная история сновидений - Роберт Мосс (2010)

20 июля 1955 года Моран сделал следующую краткую запись со слов Черчилля: «Мне приснился интересный сон. Я разговаривал с Эдвардом Греем сорок лет тому назад. Это была долгая беседа». Во время разговора Черчилля со своим врачом ему на руку сел волнистый попугайчик. Моран с симпатией отмечает, что Черчилль «поднес его к губам». Черчилль не мог ничего вспомнить из своего сна за исключением того, что прошло уже очень много лет с тех пор, как он встречался и разговаривал с покойным государственным деятелем. Он начал жаловаться на огромное количество работы по корректуре своего трехтомника по истории англоязычных народов и упомянул о трудностях, вызванных необходимостью удерживать в памяти различные исторические эпохи. Казалось, что в его мыслях и воображении различные временные периоды слились воедино, умершие оказались в мире живых, а живые смогли проникнуть в мир мертвых. «Мне не следует ничего менять, – вздохнул Черчилль. – Я могу только умереть» [61]. Вернувшись в Чартуэлл несколько дней спустя, Моран нашел Черчилля на берегу озера, где тот любовался черными лебедями [62]. Если Черчилль и рассказывал ему о других своих снах, Моран их больше не записывал. Возможно, способность Черчилля запоминать свои сновидения резко снизилась вследствие приема успокоительных лекарств, прописанных ему врачом.

Живопись в ином мире

В последние годы жизни Черчилля все достижения часто меркли в его сознании по сравнению с тем, что ему так и не удалось сделать. Сразу после революции большевиков он пообещал себе уничтожить советский коммунизм, однако в 1945 году стал свидетелем возникновения «железного занавеса» (это он является автором данного определения), который опустился над странами Восточной Европы. Именно поэтому он озаглавил последний том своей истории Второй мировой войны «Триумф и трагедия». Тем не менее, 1 января 1953 года он предсказал Джоку Колвиллю, что современная молодежь в случае «нормальной продолжительности жизни несомненно станет свидетельницей краха коммунизма в Восточной Европе» [63]. Так и случилось, и это пророчество Черчилля в очередной раз доказывает его дар ясновидца. Трудно было бы найти другого западного государственного деятеля, который бы так ясно видел события далекого будущего.

Черчилль, которого противники насмешливо называли «американским полукровкой» из-за того, что его мать, Дженни Джером, была американкой, мечтал об объединении Великобритании и Америки в рамках великого альянса англоязычных народов. К его сожалению, это желание реализовалось только на страницах его альтернативной истории. На одном из торжеств по случаю своего дня рождения в возрасте более семидесяти лет он сказал своей дочери Диане в ответ на ее удивление по поводу его жизненных успехов: «Я достиг слишком многого, но в итоге так ничего и не сделал» [64].

Почти до самого конца Черчилль находил утешение в живописи. Однажды он заметил, что большинство людей разделяет работу и удовольствие. Но для некоторых «работа и удовольствие становятся единым целым… Баловни судьбы принадлежат к этой второй группе людей. Для них рабочий день всегда оказывается слишком короток. Каждый день для них праздник» [65]. Человеку необходим покой, перемены и смена занятия, а живопись масляными красками давала Черчиллю ощущение душевного равновесия и необходимую «смену занятия». Он начал рисовать в сорок лет в момент глубокого отчаяния после трагического поражения в битве при Галлиполи в 1915 году. Оказавшись на задворках общественной и политической жизни в разгаре войны, он был похож на «выброшенную на берег морскую рыбу или внезапно оказавшегося на суше водолаза… казалось, что вены взорвутся от напряжения» [66]. Черчилль нашел облегчение в живописи. Он начал с детской коробки красок. Затем приобрел полный набор инструментов для живописи масляными красками и продолжал писать картины до того момента, когда физические и душевные силы покинули его.