Королева в раковине - Ципора Кохави-Рейни (2014)

Фрида поднимается в бассейн, спускается по винтовой лестнице, и груди ее подпрыгивают, бедра пританцовывают, и тяжкие ее вздохи разносятся в воздухе. Она ходит туда и обратно, ее энергия и внимание направлены на младших детей.

– Ницше?! Ницше ненавидит евреев, – внезапно вмешивается она в беседу.

– Глупости, Фрида! – Фердинанд отмахнулся от нее.

– Я читала статью в «Берлинер Тагеблат», – настаивает она на своем.

– Критик не понимает Ницше. Невежды ошибаются в своих толкованиях его философии, – Фердинанд рыцарски бросается на защиту выдающегося, по его мнению, философа.

– "Берлинер Тагеблат" – не просто газета для массового читателя, – возражает Фрида, ибо для нее главное то, что хозяин дома вдумчиво прочитывает эту ежедневную газету, орган либерального направления в политике, и этого достаточно, чтобы газета стала для нее светочем.

Она прочитывает все рубрики – о политике, экономике, обществе, искусстве и спорте. Бертель отрывает взгляд от книги и без колебания вмешивается в спор между Фердинандом и Фридой, роняя:

– Ты ошибаешься, Фердинанд прав.

Фрида тяжело дышит:

– Лягушка, что ты понимаешь в Ницше?!

Гейнц начинает хохотать, подмигивает своей маленькой Тролии, обнимает верную экономку за плечи, чем заставляет ее таять. Это его путь улестить ее, особенно в будние дни, когда сердце особенно расположено к нему, когда он не торопится на работу, сидит в кухне, медленно тянет кофе с молоком из чашки и просматривает газету, пуская колечки дыма от сигары, словно машины хозяйской фабрики бастуют, или стрелки часов остановили свое движение.

– Гейнц, – она обычно подгоняет его, – твои дед и отец не теряли время на кухне и не залеживались в постели с книгами и газетами, они рано утром торопились на фабрику.

Она убирает со стола посуду, и продолжает поучать:

– Не полагайся на конторских и секретарш. Учись у деда. В оба глаза следи за рабочими.

Гейнц улыбается, и Фрида вздыхает:

– Если бы не я, Гейнц, давно бы вы собирали милостыню на улицах.

Фрида вышла из бассейна, и Бертель представила себе преподавателя религии. Лицо его искривилось, когда она бросила в пространство класса фразу "Ницше убил Бога". Преподаватель озабоченно тер нос, пока она завершала свою фразу: "Это написано в его книге "Так говорил Заратустра".

Бертель внимательно слушает и запоминает все, что говорит Фердинанд.

Фердинанд, актер в душе, произносит свои патетические монологи.

– Сверхчеловек, – провозглашает он. И, вслед за этим, на одном дыхании воспроизводит основные принципы философии Ницше, – В эпоху опустошенных душ, после "смерти Бога" от рук человека придет сверхчеловек или "раса господ" – подарить человечеству новую мораль, спасти его культуру и вообще Европу, шествующую к катастрофе.

Бертель, подражая Фердинанду, цедит сквозь зубы, что мораль слабых ограничивает сильных мира сего. В столкновении идолов, которое существует постоянно, слабые сделают все, чтобы уцелеть. Принципы демократии, социализма и любви к своему ближнему, по сути, средства слабых – чтобы уцелеть и нанести ущерб сильным.

Погруженная в ванну, скрытая пеной ароматического мыла, Бертель держит ухо востро. Она чутко прислушивается к диспуту о философах. Речь идет об Аристотеле, Платоне, Сократе, Вольтере, Лессинге, Канте, Гегеле и, конечно же, Ницше.

Но ее больше всего интересует психоанализ Фрейда. Она ведь показала Лотшин свое письмо к Фрейду. Быть может, она получила бы важный совет от венского психоаналитика. Но сестра показала письмо отцу, и он сказал, что неприлично обнажать свои чувства, и спрятал письмо в ящик письменного стола. Но на этом отец не остановился. В беседах о подсознании он начал говорить об анализе сновидений, описанном в сенсационной книге Фрейда "Толкование снов".