Юность Пикассо в Париже - Гэри Ван Хаас (2011)

– Эй, Пабло! Вчера вечером ты был великолепен. Истинная поэзия в движениях, художник-герой и, могу добавить, необузданный любовник.

Пабло бросил на него косой взгляд.

– Заткнулся бы ты…

Карлос усмехнулся, пожал плечами и вдруг заметил один из набросков, пришпиленных к стене.

– Эй, что это? Маэстро в поисках жанра?

– Не твое дело…

– Ну-ну, не кипятись! Мы же приятели, а?

– Это зависит от твоего поведения. Так что перестань подлизываться.

– Пабло, не сердись, – взмолился Карлос, похлопав приятеля по плечу. – Я же шучу… Ну – мир?

– Ладно, мир. Нарежь, в конце концов, этот проклятый хлеб.

Карлос протянул Пабло кусок черствого хлеба и немного его любимой каталонской butifarra[7].

Пабло взял этот нехитрый завтрак и принялся жевать. По глазам его можно было понять, что он уже думает о работе. И действительно, он подошел к мольберту.

Карлос заварил себе крепкого чая с молоком и сахаром и, взяв какой-то кусок бумаги, начал рисовать пастелью.

– Вот что я скажу тебе, Пабло. Если мы, как художники, хотим добиться успеха, то нам нужно развивать свой уникальный стиль, который критики признают именно как наш собственный.

– Ага, как Ван Гог, – с горечью сказал Пабло. – Никто не признавал его стиля до тех пор, пока он не сдох. Индивидуальность манеры со временем обязательно возникнет. Только это не то, о чем нужно сознательно заботиться.

– Ясно… Ну что ж, по-моему, только поездка в Париж прочистит твои мозги. Тебе нужны стимулы – видеть других художников, отпустить на волю свой разум. Недаром Париж называют Городом Света.

Пабло оглянулся через плечо на Карлоса.

– И как, ты считаешь, мы в нашем положении доберемся туда?

Карлос перестал рисовать и отложил пастель.

– Нам помогут наши отцы. Они дадут нам денег, если мы скажем, что едем в Париж продолжать обучение.

Пабло налил себе чаю, сел рядом с Карлосом за маленький стол и, задумавшись, стал разглядывать истрепанную карту Европы, приколотую к стене рядом с наброском портрета его матери. Он увидел, как в окно пробился яркий солнечный свет, как нежный ветерок потрепал занавески. Снова посмотрел на карту – солнечные лучи плескались в области Франции и Испании: это было похоже на знамение.

– Город Света, говоришь? – переспросил Пабло. – А почему бы и нет?

Глава 7

Город Света

1900 год

Пабло старался узнать все, что только мог, о Париже. Он выяснил, что когда-то давным-давно это была всего лишь маленькая деревня на острове Сите, или «Городском Острове», который образовался в месте слияния двух рукавов Сены. Париж стал расти, постепенно вбирая в себя окружающие деревни, и в конце концов в век Просвещения обрел прозвание «Город Света». Его поделили на arrondissements – округи, которые были пронумерованы, с первого по двадцатый: первый, разумеется, располагался в центре, а другие – шли по часовой стрелке, образуя спираль.

Парижане, как узнал Пабло, понимали, что прозвание «Город Света» связано вовсе не с ярким освещением: это была скорее метафора, возникшая в связи с его политической, духовной, культурной и интеллектуальной энергией. Людовик XIV, деспот, известный как «король-солнце», не желал оставаться в Париже, переполненном людьми. Он перенес все строительство в Версаль и создал там новый дворец.

После царствования Людовика XIV наступил век Просвещения. В Париже была благодатная почва для развития философских и общественно-политических щей, популярных в то время: эмпиризма, скептицизма, толерантности и социальной ответственности. Вольтер, Дидро, Жан-Жак Руссо и их последователи были les lumières — просветителями.