Д’Артаньян надел перстень на палец и снова ждал: ясно было, что еще не все кончилось. За наградой его самоотвержения должна бы следовать награда за любовь. Хотя балет кончился, но бал еще только начинался; ужин был назначен в три часа, а часы на церкви Св. Иоанна пробили несколько времени назад три четверти третьего.

Поэтому шум голосов в соседней комнате мало-помалу утихал и удалялся; потом дверь кабинета отворилась и Бонасиё вошла.

– Наконец, это вы! сказал д’Артаньян.

– Тише! сказала она, прикладывая руку к его губам, – тише! идите отсюда той же дорогой, которой пришли.

– А когда же я увижу вас?

– Возвратясь домой, вы найдете записку, из которой все узнаете. Идите, идите!

При этих словах она отворила дверь в коридор и вывела д’Артаньяна из кабинета.

Д’Артаньян слушался как дитя, без сопротивления и без возражения; что доказывало, что он действительно был влюблен.

VII. Свидание

Д’Артаньян пошел домой чуть не бегом и хотя было больше трех часов утра и ему надо было проходить самыми опасными кварталами Парижа, но он не имел ни одной неприятной встречи. Известно, что судьба покровительствует пьяным и влюбленным.

Он нашел у себя наружную дверь полуотворенною, вошел на лестницу и сделал несколько легких ударов в дверь, условленных между ним и слугою.

Планше, которого он отпустил из ратуши часа за два, приказав себя ждать, отпер ему дверь.

– Приносил кто-нибудь ко мне письмо? живо спросил д’Артаньян.

– Никто не приносил, отвечал Планше, – но здесь есть письмо, которое само пришло.

– Что ты говоришь, дурак?

Я говорю, что когда я пришел домой, ключ от вашей комнаты был у меня в кармане, и я ни разу не вынимал его, а между тем нашел в вашей спальне на столе письмо.

– А где это письмо?

– Я оставил его там, где оно было, барин. Не естественное дело, чтобы письма приходили сами. Если бы еще окно было отворено, или по крайней мере не плотно притворено, я бы ни слова не сказал, а то нет, все было плотно заперто. Берегитесь, барин, тут наверно кроется какое-нибудь колдовство.

В это время молодой человек бросился в спальню и вскрыв письмо от госпожи Бонасиё, прочел следующее:

«Вас хотят благодарить и передать вам благодарность других. Приходите в десять часов вечера в Сен-Клу против павильона на углу дома д’Эстре.

К. Б».

Читая это письмо, д’Артаньян чувствовал, что сердце его сжималось судорожно, то мучительно, то приятно, как обыкновенно бывает у влюбленных.

Это была первая записка, полученная им и первое назначенное ему свидание. Сердце его, переполненное радостью, замирало при входе в земной рай, называемый любовью.

Планше, увидав, что господин его то краснеет, то бледнеет, сказал:

– Ну, что, барин, не угадал ли я, что это было дело дурное?

– Ты ошибаешься, Планше, отвечал д’Артаньян, – и в доказательство этого вот тебе экю, выпей за мое здоровье.

– Благодарю вас, барин, за экю и обещаю вам исполнить в точности ваше приказание; но все-таки письма, входящие в запертые дома…

– Падают с неба, мой друг, падают с неба.

– Так вы довольны, барин?

– Любезный Планше, я счастливейший человек в свете!

– А могу ли воспользоваться вашим счастьем и идти спать?

– Да, можешь.

– Да благословит вас небо, барин, но все-таки это письмо…

И Планше ушел, кивая головой, с видом сожаления о том, что не мог поколебать спокойствия д’Артаньяна.

Оставшись один, д’Артаньян перечитывал несколько раз письмо, целовал по сто раз каждую строчку, написанную рукой его прекрасной любовницы. Наконец он лег, заснул и видел золотые сны.

В семь часов утра он встал и позвал Планше, который явился по второму зову и следы вчерашнего беспокойства еще заметны были на его лице.