Все приключения мушкетеров - Александр Дюма

– «Не предложить ли ей мои услуги» подумал он. «Видно по всему, что она молода; может быть хорошенькая. О, да. Но женщина в такое позднее время выходит на улицу только в таком случае, если она идет к любовнику. Черт возьми, если я помешаю свиданию, то это дурное начало знакомства.

Между тем молодая женщина приближалась, считая дома и окна, что, впрочем, было не трудно, потому что в этой части улицы было только три дома и только два окна на улицу: одно из павильона, параллельного тому, в котором жил Арамис, другое из самой квартиры Арамиса.

– «Забавно было бы» подумал д’Артаньян, вспомнив о племяннице богослова, «если б эта запоздалая голубка отыскивала именно дом нашего друга. А в самом деле похоже на то. А, любезный Арамис, на этот раз я узнаю в чем дело».

И д’Артаньян, прижавшись, спрятался в самой темной части улицы, за камнем, в глубине ниши.

Молодая женщина продолжала идти вперед; кроме легкости походки, по которой можно было узнать женщину, она слегка кашлянула, и в этом кашле слышался самый свежий голосок. Д’Артаньян счел этот кашель за сигнал.

Между тем, или она слышала какой-нибудь знак, отвечавший на ее кашель и уничтоживший ее сомнение, или без всякой посторонней помощи узнала место, которого искала, только она с решительностью подошла к ставню Арамиса и сделала три ровные удара пальцем.

– Она в самом деле стучит в ставень к Арамису, пробормотал д’Артаньян. – А, господин лицемер, вот как вы занимаетесь богословией!

Едва только послышалось три удара, как окно отперли изнутри и сквозь ставни показался свет.

– А, говорил д’Артаньян, – не в дверь, а в окно; значит визит был условлен. Теперь ставень отворится и дама влезет в окно; хорошо!

Но, к великому удивлению его, ставень не открывался. Даже свет, показавшийся на минуту, опять исчез.

Д’Артаньян подумал, что верно этим не кончится, и продолжал смотреть во все глаза и слушать обоими ушами.

Он был прав: через несколько секунд два резкие удара раздались изнутри.

Молодая женщина с улицы отвечала одним ударом, и ставень открылся.

Можно судить, с какой жадностью д’Артаньян смотрел и прислушивался.

К несчастию, свечу перенесли в другую комнату. Но глаза его привыкли уже к темноте. Притом, глаза Гасконцев, как говорят, имеют свойство видеть ночью как кошачьи.

Д’Артаньян видел, что молодая женщина вынула из своего кармана что-то белое, в роде платка, и быстро развернула его. Потом показала своему собеседнику угол этого платка.

Это запомнило д’Артаньяну платок, найденный им у ног г-жи Бонасиё, и тот, который он поднял из-под ног Арамиса.

Что же значил этот платок?

С того места где стоял, д’Артаньян не мог видеть лица Арамиса. Молодой человек не сомневался, что разговаривавший с дамой изнутри был именно его друг; любопытство взяло верх над благоразумием, и, воспользовавшись вниманием, в которое погрузились оба действовавшие лица, при рассматривании платка, он вышел из засады, и с быстротою молнии, ступая как можно легче, подошел к углу стены, откуда мог совершенно ясно видеть внутренность комнаты Арамиса.

Взглянув туда, д’Артаньян едва не вскрикнул от удивления: с ночною посетительницей разговаривал не Арамис, а женщина. Но д’Артаньян мог различить только форму одежды ее, черты же лица рассмотреть было невозможно.

В ту же минуту женщина в комнате вынула из своего кармана другой платок, и переменила его на тот, который ей показали. Женщины обменялись несколькими словами, потом ставень закрылся; женщина, бывшая снаружи, обернулась и прошла в четырех шагах от д’Артаньяна, опуская вуаль; но предосторожность эта была взята уже поздно, – д’Артаньян узнал г-жу Бонасиё.