Все приключения мушкетеров - Александр Дюма

– Клянусь вашим славным отцом, вами самим, которого я люблю и уважаю больше всего на свете.

– Подумайте, государь, сказал кардинал: – если мы отпустим пленного, нельзя будет узнать правды.

– Атос всегда будет готов к ответу, когда приказным угодно будет допрашивать его, сказал де-Тревиль. – Он не убежит, кардинал, будьте спокойны, я отвечаю за него.

– В самом деле он не убежит, сказал король; – его всегда найдут, как говорит де-Тревиль. Притом же, сказал он, понижая голос, и с умоляющим видом смотря на кардинала, – мы этим дадим им повод быть беспечными: это политика.

Такая политика Людовика ХIII заставила Ришельё улыбнуться.

– Приказывайте, государь, сказал он, – вы имеете право миловать.

– Право помилования прилагается только к виновным, сказал де-Тревиль, настаивавший на своем, – а мой мушкетер невинен. Вы, государь, окажете не милость, а правосудие.

– Он в Фор л’Евеке? сказал король.

– Да, государь, и в секретной тюрьме, как последний из преступников.

– Черт возьми! сказал король, – что же делать?

– Подпишите приказ об его освобождении, вот и все тут, сказал кардинал; я думаю так же, как и ваше величество, что поручительства г. де-Тревиля совершенно достаточно.

Де-Тревиль почтительно поклонился, с радостью, не без примеси страха; он предпочел бы упрямое сопротивление кардинала этой внезапной уступчивости.

Король подписал указ об освобождении Атоса, и де-Тревиль немедленно унес его.

Когда он выходил, кардинал дружески улыбнулся ему и сказал королю:

– У ваших мушкетеров между начальниками и солдатами существует прекрасная гармония, государь; это хорошо для службы и заставляет уважать их всех.

«Он непременно сделает мне какую-нибудь неприятность, сказал про себя де-Тревиль; – его никогда не переспоришь. Но надо поспешить: король может сейчас же переменить мнение; и притом все-таки труднее посадить снова человека в Бастилию или в Фор л’Евек, чем удержать пленника, который уже там сидит.

Де-Тревиль торжественно вошел в Фор л’Евек и освободил мушкетера, которого не покидало его спокойное равнодушие.

Потом при первом свидании с д’Артаньяном он сказал ему: вы прекрасно ускользнули, это вам награда за удар шпаги Жюссаку. Правда, остается еще за Бернажу, но не слишком полагайтесь на это.

Де-Тревиль был прав, не доверяя кардиналу и думая, что не все еще кончено, потому что как только капитан мушкетеров затворил за собою дверь, кардинал сказал королю:

– Теперь, когда мы вдвоем, то поговорим серьезно, если угодно вашему величеству, государь. Бокингем был в Париже пять дней и уехал только сегодня утром.

XVI. Канцлер Сегие

Невозможно представить себе, какое впечатление произвели эти слова на Людовика XIII. Он то краснел, то бледнел, и кардинал тотчас заметил, что снова приобрел верх над ним.

– Бокингем в Париже! сказал король. – Что же он здесь делает?

– Без сомнения, составляет заговор с врагами вашими, гугенотами и Испанцами.

– Нет, нет! Он составляет заговор против чести моей с г-жей де-Шеврёз, г-жей де-Лонгвиль и Конде!

– О, государь, какая мысль! Королева слишком благоразумна, и главное, слишком любит ваше величество.

– Женщина слаба, г. кардинал, сказал король; – а что касается до любви ее ко мне, то я знаю уже эту любовь.

– Все-таки я утверждаю, сказал кардинал, – что герцог Бокингем приезжал в Париж по причине чисто политической.

– А я уверен, что он приезжал совсем по другой причине, г. кардинал; и если королева виновна, то горе ей!

– Впрочем, сказал кардинал, – как ни неприятно мне подумать о подобной измене, но ваше величество наводите меня на эту мысль: г-жа де-Ляннуа, которую, по приказанию вашего величества, я допрашивал несколько раз, сказала мне сегодня утром, что в предпрошедшую ночь ее величество легла спать очень поздно, что сегодня утром она много плакала, и что она весь день писала.