Тайпи. Ому (сборник) - Мелвилл Герман (2015)

Донесся легкий ветерок напоенный ароматами рощ и морской прохладой. Ласковый влажный берег чуть поддавался под ногами.

Доктор был в прекрасном расположении духа. Сняв свою руру, он вошел, вздымая брызги, в воду, проплыл несколько ярдов, вылез на берег и принялся выкидывать всяческие прыжки, не забывая, однако, двигаться в нужном нам направлении.

Полные бодрости, мы продолжали путь, чувствуя себя как никогда легко и беззаботно…

Через некоторое время густые заросли подступили почти к самому морю. К тому же вместо гладкого песка появились острые обломки кораллов, и идти по ним было очень неприятно.

– О боже! Моя нога! – заорал доктор, судорожно дернув ею.

Сквозь дыру в ботинке в пятку вонзился острый осколок.

Мои сандалии были еще в худшем состоянии, так как на их подошвах отпечатывалось, подобно окаменелостям, все, на что я ступал.

Пройдя крутой изгиб берега, мы вышли на прекрасную открытую местность; на вершине холма, спускавшегося к воде, стояла рыбацкая хижина: низкое грубое строение, поставленное совсем недавно. С трех сторон хижина не имела стен, и, подойдя ближе, мы смогли ясно рассмотреть все, что находилось внутри. Никто не шевелился, и в хижине ничего не было, кроме неуклюжего старого сундука туземной работы, нескольких тыквенных сосудов, связок таппы, висевших на столбе, и какой-то непонятной кучи в темном углу. Доктор обнаружил, что то были любящие старые супруги, сжимавшие друг друга в объятиях, завернувшись в плащ из таппы.

– Э-эй! – окликнул он, тормоша бородача.

Но тот не обращал на него внимания. Женщина забеспокоилась и стала кричать, но никто не пытался заткнуть ей рот. Она вскоре успокоилась, тупо уставившись на нас, задала несколько невразумительных вопросов, а затем принялась тормошить своего все еще крепко спавшего супруга.

Разбудить его так и не удалось. Не помогли ни пинки, ни щипки, ни другие ласки его дорогой жены; он лежал, как бревно, лицом кверху и храпел, как кавалерийский трубач.

– Вот что, женщина, – сказал доктор, – дай-ка я попытаюсь.

Схватив мужчину за нос, он рывком поднял его, усадил и держал в таком положении, пока тот не открыл глаза. Мужчина ошалело оглянулся по сторонам, а затем, вскочив на ноги, забился в угол, откуда рассматривал нас с самым серьезным и почтительным видом.

– Позвольте представить вам моего уважаемого друга и товарища Поля, – сказал доктор, вертясь вокруг меня с невероятными ужимками.

Тот начал приходить в себя и немало удивил, произнеся несколько слов по-английски. Насколько можно было понять, он выражал в них, что уже давно слыхал о двоих «кархоури», что рад нас видеть и что нам будет приготовлено угощение.

Вскоре я узнал, откуда у него такие познания в английском языке. Он прожил некоторое время в Папеэте, где островитяне говорят с самыми классическими матросскими выражениями. Старик очень гордился тем, что бывал на Таити, и упоминал об этом так же многозначительно, как провинциал сообщает о том, что в свое время проживал в столице.

Старик был не прочь поболтать, но мы очень проголодались и попросили поторопиться с завтраком, пообещав выслушать его рассказы позже. Забавно было наблюдать необыкновенную старомодную нежность, с которой обращались друг к другу эти старые островитяне, возясь с тыквенными сосудами. Несомненно, с их языка не сходили «да, любовь моя», «нет, жизнь моя» – как у наших супругов.

Нас сытно накормили, и пока мы обсуждали достоинства блюд, хозяева без конца повторяли, что не рассчитывают ни на какое вознаграждение. Более того, мы можем оставаться сколько хотим, и все время, пока пробудем здесь, этот дом и все их имущество принадлежат уже не им, а нам; и более того, они сами – наши рабы, причем старая женщина готова довести свою услужливость до совершенно лишнего предела…