Чёрный трон - Роджер Желязны, Фред Томас Саберхаген (1990)

Я спешил вперед, а песок под моими ногами – Господь милосердный! – осыпался до такой степени, что я несколько раз оступался и падал. В неимоверно густом тумане море ревело подобно умирающему Левиафану, а огромные волны, словно при урагане, накатывали и накатывали на берег – и всякий раз откусывали и уволакивали за собой часть берега. Как только я определил направление, в котором находилось море, я заторопился прочь от него – к твердой почве как можно выше над уровнем взбесившейся стихии. Стоило мне чуть переместиться вверх по склону, как море пожирало то место, где я был за несколько мгновений до того. Я отчаянно цеплялся за кусты, за выступы скал, временами скользил назад, хватаясь за что попало, потом опять – то на четвереньках, то ползком – удирал вверх от настигающих волн. В итоге, через долгое время, я забрался так высоко, что море мне больше не угрожало. Зато я был теперь на открытом возвышенном месте, где ветер неистовствовал с неописуемой силой, пригибая меня, не давая отлепиться от земли. Ветер ревел, выл, стонал. Господь милосердный, раздор стихий воистину до основания сотрясал окружающий мир! Земля, вода и ветер, казалось, сошлись в захватывающей дух смертельной схватке! И когда я попытался чуть-чуть привстать, с небесного свода пал огонь, опаливший дерево в нескольких шагах от меня, – и тем самым последняя, четвертая стихия включилась в безумную схватку, что разворачивалась перед моими слезящимися глазами.

Я поднял ладонь к глазам козырьком, чтобы хоть что-то разглядеть окрест себя, и тут же уронил ее. Молния воспламенила дерево, ветер трепал языки яркого пламени – и в этом свете я различил в тумане фигуру человека. С почти рассеянным видом он стоял буквально рядом и смотрел мимо меня на невидимую за туманом бушующую водную стихию. Темный плащ его хлопал на ветру.

Я кое-как встал с четверенек и, локтем прикрывая глаза от режущего ветра, двинулся к нему.

– Аллан! – вскрикнул я, подойдя совсем близко и узнавая его. – Аллан По!

Он чуть наклонил голову в мою сторону – и с какой-то зловеще-торжествующей улыбкой приветствовал меня:

– А-а, Перри! Хорошо, что ты заглянул к нам. Я почему-то был уверен, что ты появишься.

Я приблизился вплотную – и полы его плаща стали бить меня по правому бедру. Стараясь перекричать вой ветра, я спросил:

– Что, черт возьми, происходит?

– Ничего особенного. Просто наступил момент гибели Земли, дорогой Перри, – ответил он.

– Не понимаю!

– Обезображенный искусством лик Земли очищается тем, что физическая сила слова изымается из атмосферы, – изрек он. – Спущены с цепи все дикие страсти одного из самых беспокойных и грешных сердец. Мы ныне зрим, как неосуществленные мечты своей агонией сотрясают Вселенную.

Я отбросил от глаз прядь волос. За нашей спиной, потрескивая, догорало пораженное молнией дерево. Оно освещало окрестный туман наизловещим светом. Волны бились о землю с громоподобным грохотом.

– Воспоминание о былой радости – разве оно не есть нынешняя печаль? – продолжал По.

– Ну… вроде бы да, – растерянно ответил я.

Теперь я мог лучше рассмотреть его – и был поражен тем, что он, всегда казавшийся моим ровесником, сейчас выглядит намного старше меня: лицо морщинистей моего, под глазами темные мешки. Было такое ощущение, что мы взираем друг на друга из разных возрастов.

– Но мысль о будущих радостях способна утишить теперешнюю горечь, – наконец нашелся я. – Разве не в этом суть надежды?

Он несколько секунд размышлял над моими словами, затем отрицательно покачал головой и тяжело вздохнул.

– Надежда? Это понятие так же изъято из атмосферы, удалено из эфира, выдрано из земли. Мир летит ко всем чертям, мир рассыпается, дорогой Перри. Несмотря на это, ты выглядишь отлично.

– Аллан… – начал я.

– Зови меня По, – сказал он. – Ведь мы друзья.

– Слушай, По, – вскричал я. – Черт побери, о чем ты говоришь? Говоря по совести, я ни словечка не понял!