Перстень Тота - Конан Дойл Артур (1992)

Мысль о том, что сделано все возможное, всегда помогает перед лицом опасности. Остается только бесстрастно ждать развязки. Я понимал, что нашел единственное место, дававшее хоть какую-то надежду на спасение. Вытянувшись в струну, я лежал совершенно неподвижно, затаив дыхание: вдруг зверь забудет о моем присутствии. Я сообразил, что уже около двух часов ночи. Солнце встает в четыре. До рассвета оставалось не более двух часов.

Снаружи по-прежнему бушевала буря, и в окошки беспрерывно хлестал дождь. В комнате стояло невыносимое зловоние. Я не видел и не слышал кота. Я пытался думать о других предметах, но лишь одна мысль смогла заставить меня на время забыть о своем плачевном положении. Это была мысль о подлости моего двоюродного брата, о его неимоверном лицемерии, о его звериной ненависти ко мне. Под приветливым лицом таился нрав средневекового палача. Чем больше я думал, тем яснее видел, как умно все было проделано. Разумеется, он притворился, будто идет спать. Без сомнения, позаботился и о том, чтобы это видели. Потом тихонько прошмыгнул вниз, заманил меня сюда и запер. По его версии все выйдет очень просто. Он оставил меня докуривать в бильярдной. Потом мне взбрело в голову взглянуть напоследок на кота. Я вошел в комнату, не заметив, что клетка открыта, и поплатился за это. Как можно будет доказать его вину? Подозрение — возможно, но улик — никаких!

Как медленно тянулись эти ужасные два часа! В какой-то момент раздался негромкий неприятный звук — похоже, зверь вылизывал свою шерсть. Несколько раз я замечал во тьме вспышку зеленоватых глаз, но взгляд на мне не задерживался, и я с надеждой стал думать, что кот или забыл обо мне, или не обращает на меня внимания. Наконец, сквозь окошки забрезжил рассвет, сперва среди черноты показались два смутных серых квадрата, потом они побелели, и я снова увидел моего страшного соседа. Увы, он меня тоже!

С первого взгляда стало ясно, что теперь он настроен куда более агрессивно и кровожадно. Утренний холод раздражал его, и он явно проголодался. С беспрерывным рычанием он сновал вдоль дальней от меня стены, его усы злобно топорщились, хвост мотался и хлестал по полу. Дойдя до угла, он поворачивал назад, каждый раз при этом взглядывая на меня с выражением смертельной угрозы. Я видел, что он намерен меня убить. Но даже в эту минуту я не мог не восхищаться гибкой грацией дьявольского отродья, его плавными волнистыми движениями, блеском великолепной шерсти, живой дрожью ярко-красного языка на фоне черной как смоль морды.Глухое гневное рычание все нарастало и нарастало, не прерываясь ни на секунду. Вот-вот должна была наступить развязка.

Смерть, казалось, приберегла для меня самый скверный час: в холоде и тоске, дрожа в легком фраке, я, как для пытки, распластался на своей решетке. Я старался подбодрить себя, воспарить духом — и в то же время, с той остротой видения, какая возникает только в полном отчаянии, искал способа избежать гибели. Ясно мне было вот что. Если бы передняя стенка клетки была снова выдвинута, а я оказался за ней, я был бы спасен. Но как привести ее в движение? Я боялся шевельнуться, чтобы не привлечь внимания зверя. Медленно, очень медленно я высвободил руку и нащупал край решетки — верхний прут, слегка выступавший из стены. Потянув, я с удивлением обнаружил, что он поддается довольно легко. Трудность, конечно, была в том, что мне пришлось бы перемещаться вместе с решеткой, Я дернул еще раз и вытянул ее еще на дюйма три. Дело шло на лад, Я дернул еще… и тут кот прыгнул!