Срочно нужен гробовщик (Сборник) - Аллингем (Аллингхэм), Марджери (Марджори), Сэйерс Дороти Ли, Тэй Джозефина. (1992)

— Знаю. Но не надо гневить судьбу, — Рене похлопала его по плечу, как бы в утешение, и пошла в дом. Кампьен последовал за ней.

Это была типичная кухня в цокольном этаже старого лондонского дома: по стенам переплетение труб, непонятного назначения ниши, каменный пол. Унылую серость скрашивали сотни фотографий и афиш, иллюстрирующие всю жизнь Рене на сцене. Стены были увешаны ими от пола до потолка; радовали глаз и пестрые плетеные коврики, брошенные поверх циновок.

— Кларри, вы, кажется, не знакомы с моим племянником Альбертом, — продолжала щебетать хозяйка с тем же искусственным оживлением. — Он из Бьюри, интеллектуальная ветвь нашей семьи. Юрист, а юристы в иные дни бывают нужны позарез, вот как нам сейчас. Его матушка, моя сестра, написала, что, если мы захотим, он нам поможет. Я тотчас отправила телеграмму с приглашением, а тебе не стала ничего говорить, вдруг что-нибудь помешает ему приехать.

Рене лгала виртуозно, как только может лгать прирожденная и в немалых годах актриса, коей она и была. Время от времени поток речи прерывался мелодичным смешком. Юный, свежий, он вырывался из самого сердца, которое ведь никогда не стареет.

Кампьен поцеловал ее.

— Я очень рад видеть вас, тетушка, — сказал он, и Рене покраснела, как шестнадцатилетняя барышня.

За столом, уперев ноги в носках в перекладину стула, сидел мужчина в сиреневом свитере и ел маринованный лук с хлебом и сыром. Услыхав обращенные к нему слова, он встал и, нагнувшись над столом, энергично протянул руку.

— Рад с вами познакомиться, — отчетливо проговорил он. Маникюр, блеснувшая золотом улыбка, равно как русые, завитые, хотя и сильно поредевшие волосы, вызвали у Кампьена определенные подозрения, которые впоследствии не подтвердились; на добром, довольно красивом лице долгая жизнь оставила не только морщины, но и печать здравомыслия. Рубашка в розовую и коричневую полоску, выглядывающая из треугольного выреза свитера, была аккуратно заштопана там, где уголки воротничка за многие годы протерли ее до дыр.

— Меня зовут Кларренс Грейс, — продолжал он. — Вы, конечно, не слыхали моего имени, — в голосе не было ни тени кокетства или сожаления. — Я играл в Бери[100] сезон.

— Так то был ланкаширский Бери, а это Бери в Сент-Эдмунд-се, верно, Альберт?

— Да, — ответил Кампьен, стараясь придать голосу извинительные нотки. — Мы живем в таком захолустье.

— Захолустье захолустьем, но законы мой племянник знает не хуже лондонских судей, — вдохновенно сочиняла Рене. — Садись, лапушка, за стол. Ты, конечно, голодный? Сейчас найдем чего-нибудь. Мы здесь весь день мечемся как угорелые. Но могу побиться об заклад, что жизнь никогда не положит меня на обе лопатки. Миссис Ла-ав!

Последние слова, выкрикнутые нараспев, остались без ответа, и Кампьен, воспользовавшись мгновенным затишьем, поспешил сообщить, что сыт.

Рене опять похлопала его по плечу, изо всех сил изображая бурную радость.

— Да садись же! Выпей хоть пива с Кларри. А я пойду приготовлю тебе постель. Миссис Лав! Остальная компания вот-вот явится, капитан во всяком случае. Он сегодня где-то обедает, не сомневаюсь, со своей старой пассией. И сразу пойдет к себе. Не любит сидеть на кухне. Услышишь — хлопнула дверь, так и знай, это он. А потом, мальчики, я попрошу вас помочь мне отнести подносы. Миссис Лав!

Кларри мягко опустил ноги на циновку.

— Пойду поищу ее, — сказал он. — А что Клайти? Час поздний, пора бы ей быть дома.

— Клайти? — Рене взглянула на часы. — Четверть двенадцатого. Давно пора. Будь она моя дочь, я бы уже беспокоилась. По правде сказать, Альберт, не люблю девственниц. Только и делай, что гляди в оба, кабы чего не случилось. И прошу тебя, Кларри, пожалуйста, не сплетничай. Терпеть этого не могу.

— Если я что и скажу этой склянке с нюхательной солью, так, уж во всяком случае, не о племяннице, — отшутился он, но лицо его явно выражало озабоченность.