Путь Чёрной молнии - Теущаков Александр Александрович

— О-о! Я чувствую, как здесь нарастает эскалация напряженности, — Сашка поднялся и сел на нары, — Пархатый, и ты Ворон, предупреждаю, я пацана в обиду не дам, не завяжете…

— А то что? — прервал его Рыжков.

— Жека, ты меня хорошо знаешь, не дергай тигра за усы.

Да, Рыжков знал силу Воробьевского удара, его и Ворона он в два счета размажет по стенке. Но уступать свое лидерство в этой хате он не собирался.

— Слушай, Воробей, бери на себя столько, сколько можешь унести. Я своих пацанов только так и проверяю, а если ты на братву из-за какого — то чухана будешь накаты делать… — он сделал щелчок пальцами. Сашка подметил, что Пархатый просто провоцирует его, но решил все-таки спустить разговор на тормозах.

— Ладно, Жека, давай договоримся так, ты подбирай себе в семью кого хочешь, я же — не лезу в твои дела. Пацана не трож, на том и разбежимся. Лады!

— Ладушки земляк, по рукам, — улыбался Жека.

— Я серьезно, Пархатый, за Серегу с тебя Крот спросит.

— Я уже три года эту зону топтал, когда Крот сюда припахал, так что, кое- кому здесь еще долго рогом упираться, чтобы достичь моего положения.

Сашка, видя, что добром дело не кончится, все-таки решил поговорить начистоту с Пархатым.

— Жека, ты любишь всех подчинять. Я смотрю, ты привык, что все пляшут под твою дудку, потому вокруг тебя и вьются не пацаны, а одни шестерки.

— А у тебя, какие методы?

— Я привык договариваться.

— С кем? С этим быдлом, с пехотой, которая с автоматом в карауле стояла.

— По-твоему они нелюди?! Не греби всех под одну гребенку, мало что ли в зоне пацанов путных, — отстаивал свою правоту Сашка, вспоминая о Зеле, Сергее Ирощенко и Каленом.

— Да не о пацанах речь, а о быках, да чертях. Тебя послушать, так ты готов всех этих пехотинцев, брать под свое крыло.

— Ты это о ком сейчас? — спросил Сашка.

— Да хотя бы о Зеле, он же автоматчик, в армии служил, а ты его пригрел. Он у Равиля на побегушках был, и ты думаешь, он мне диктовать условия будет, башку сразу ему отшибу, — злился Пархатый.

— А ты себя вспомни, как в зону пришел, по- началу тоже на посыльных у Колдуна был. Сибирский мне рассказывал, с чего ты начинал.

Пархатый навострил уши, и прищурившись зашипел:

— Ну-ка договаривай, раз начал.

Воробей был не из тех, кто молчал. Раз Пархатый хочет знать о себе правду — пусть получает.

— Как обычно: «из грязи, да в князи», это я образного говорю, ведь ты же поначалу был на побегушках у блатных зоны, а за четыре года ты поднялся до уровня пахана.

— И это все, что ты мне можешь предъявить?

— Ты хочешь, чтобы я при всех рассказал о кое — каких вещах? — интригующе спросил Воробей.

Пархатый засомневался. «А вдруг и в правду его подноготная окажется убийственной». Тогда он решил без огласки узнать от Сашки, что же он скрывает от него. Они уединились на соседних нарах, и Сашка начал негромко говорить, чтобы сокамерники не расслышали его слов.

— Все начинают с малого: одни уходят, другие встают на их место. Вспомни, два с половиной года назад пришел в зону наш земляк — Грек.

Жека напрягся.

— Ты встретил его по- земляцки, — продолжал Сашка, — одел, обул, поддержку ему кинул, якшался с ним, пайкой хлеба делился.

Воробей заметил, как Пархатому стало не по себе, но останавливать Сашку он не пытался, а продолжал слушать.

— Потом Грека перевели на больничку, и через некоторое время ты узнал, что в тюрьме он был опущенным. Ты тогда промолчал и скрыл от братвы этот косяк, ведь такое признание для тебя — петля.

— Кто тебе это сказал?

— Мне буквально вчера дали расклад про Грека, а кое-кто даже подтвердил, что ты его встречал с тюрьмы и жил с ним в одной семье.

Пархатый занервничал, закурил и немного подумав, спросил:

— Кое-кто — это из нашей зоны?

— На твое несчастье — да.

— Скажи кто, мне нужно знать.