Путь Чёрной молнии - Теущаков Александр Александрович

В то время закон был суров и расхитителей строго карали, партийный руководитель Хрущев серьезно взялся за хозяйственников страны, очищая предприятия и организации от преступников — вот таковой меня и посчитали. Суд назначил мне наказание пять лет. Как я тогда горевала, места себе не находила, а главное — за что? Ведь я же не совершала этого преступления. Ничего не помогло, из зала суда меня отправили в тюрьму, а затем, утвердив приговор, перевели в лагерь.

В 1958 году я попала в зону. В лагере заключенных было человек триста. Кроме нас женщин, еще были мужчины. По распределению я попала на работу в поселковую библиотеку, так как в то время я считалась одной из образованных среди нашего контингента. Чтобы не ходить на ночь в зону я попросила выписать мне пропуск и оставалась ночевать в библиотеке.

Заходили мужчины, как вольные, так и осужденные, под предлогом почитать книги, но я была внимательна к их «масленым» глазам и давала всем от ворот поворот. Только один мне приглянулся, его звали Николаем, он работал столяром: где подпилит, где подстучит, стекла вставит. Я поила его чаем и угощала, чем могла с наших скудных лагерных запасов.

Не взирая не на что, в том числе и на тяжкие условия, мы полюбили друг друга и тайно встречались в течении года.

В то время вышел указ об ужесточении режима содержания осужденных, и нас всех: женщин и мужчин закрыли в зоне, при этом разделили охраняемой, запретной полосой. Как ты уже понял сынок, Николай — это и был твой будущий отец. Мы встречались очень редко, иногда не виделись неделями, но ему разрешалось заходить на нашу территорию, когда была нужда по столярному делу.

Нас — заключенных женщин переодели в одинаковые черные платья и ботинки, смотрелись мы неприглядно. Свободное хождение денег запретили, закрыли коммерческие столовые и магазинчики. В зоне я работала в прачечной.

И вот однажды я почувствовала, что нахожусь в положении, то есть носила тебя под сердцем. Меня разлучили с любимым человеком и направили в зону, при которой находился дом малютки. Вскоре родился ты, и буквально через полгода мне посчастливилось, мое дело было направлено в суд на пересмотр. Папа с мамой добились все-таки справедливости в моем деле. Меня освободили. Я приехала в Новосибирск и жила у мамы Николая, затем через три года он и сам освободился. Вот такая история сынок, — тяжело вздохнула Екатерина.

— Мам, а за что отец сидел?

— Первый раз за драку с поножовщиной, а остальные… — Она махнула рукой. Саша заметил, что мама не хочет об этом говорить.

— Сынок, так я к чему тебе все это рассказываю; еще тогда, в зоне, когда я работала в библиотеке, меня домогался один заключенный, нахальный был такой и очень грубый. Однажды твой отец застал его в библиотеке и потребовал, чтобы он больше сюда не ходил. У них произошла крупная ссора, а через несколько дней, стало известно, одного из заключенных увезли на больничную зону, кто-то ночью очень сильно избил его. Потом я узнала, что Николай его и отправил туда. Конечно, он резонно мне объяснил, что тот сволота все равно добился бы своего, уж такой он был вероломный.

Были и еще случаи, когда отец избивал людей. По-всякому: то в драке, то сам лез на рожон, доказывая кулаками свой авторитет, как будто он не взрослый мужчина, а молодой и не смышленый парень.

Сашенька, ты у меня хороший, справедливый, добрый, но вот твои успехи в кулачных боях… — Катя помолчала и добавила, — извини — это вероятно наследственное, отцовское.

После разговора с мамой сын задумался: «Не понимаю, как люди могли ее обмануть и, не разобравшись, ни за что посадить в тюрьму. Выходит ее напрасно обидели».

— Мам, а где сейчас живет тот директор?