Тигриный лог - AlmaZa

Открыв дверь, в которой даже замка не было, он развернулся и тут же пошагал обратно.

- Эй, постой! – он встал и обернулся. – А если мне что-то понадобится?

Он безучастно смотрел своими говорящими, но черт знает что говорящими, глазами. Они были выразительными, но я не была телепатом, чтобы читать в таких случаях дословно. Вздохнув, он указал на входные ворота и ушел. Это было предложением найти его, если что, или убираться прочь, если захочу чего-то? Обидеться было трудно, поскольку любое предположение приходилось относить лишь насчет своего воображения. Но мой телефон остался у него и, хоти не хоти, а ещё разок, но нам придётся объясниться, пусть даже жестами. Войдя в предложенную мне спальню, я не удивилась, что не нашла там ничего, кроме лежанки из бамбуковых подстилок, совершенно плоской подушки (но хотя бы в чистой наволочке), тумбочки и лампочки над головой. Надо же, тут было электричество! Эврика! Но не было даже щеколды на двери, чтобы запереться. Должно ли это пугать девушку, оставшуюся на ночь в обществе двадцати трех мужчин, из которых лишь два знают о том, что она здесь, один из них не скажет ей и слова, а второй уже в том возрасте, когда ничего не надо? Наверное, мне стоит расслабиться.

Не знаю, сколько было времени, но разбудили меня просьбы проснуться. Я узнала голос учителя Хенсока и открыла глаза. В мою келью слабо проникал свет из-за его спины. После раннего ужина, принесенного мне Лео, я вырубилась часов в десять-одиннадцать, зачитавшись единственной книгой, найденной в верхнем ящике тумбочки. О Трипитака Кореана, священных текстах, хранившихся в Хэинса. Я, вообще-то, была христианкой, но моя религиозность заканчивалась там, где начинались уверения в «непреложной истине» и всемогуществе Бога, чьего присутствия я не ощущала во всех несправедливостях мира, коих было куда больше, чем справедливостей. В общем-то, я и была-то христианкой лишь в том, что орущим младенцем меня покрестили родители. Так что я без зазрения совести углубилась в буддистское произведение, относясь к нему, как к светскому философскому труду.

- Дитя моё, ты проснулось? – я потерла глаза, приподнявшись на руке.

- Который час?

- Скоро пять, - веки тут же широко распахнулись.

- Ого, так рано?!

- Мы всегда здесь поднимаемся рано, - немного напугал меня наставник. Я всё ещё думала о том, чтобы поселиться здесь, и подъем в пять утра был весомой информацией, чтобы тщательнее оценить свою готовность. – Рассвет несёт ясность и большую мудрость, чем путающий мысли сумрак. Скажи, ты по-прежнему хочешь остаться в Тигрином логе, переодевшись мальчиком?

- Я? Да, да, конечно! – сев, подтянула я на себя тонкое покрывальце, хотя и не раздевалась перед сном.

- И ты приложишь все усилия, чтобы никто не узнал о том, кто ты есть на самом деле и не выдашь себя?

- Я буду очень стараться…

- И ты понимаешь, что никаких послаблений тебе не будет? Придётся работать, и работать тяжело, и видеть вещи, которые, возможно, ещё не видели твои невинные девичьи глаза.

- Я понимаю… - терялась я, но не сдавалась. Моё убеждение в том, что я должна это сделать, лишь крепло.

- Я принял решение, что позволю тебе остаться с нами, - встал Хенсок, сидевший до этого возле меня. Уже сверху он сказал: - До того момента, когда ты узнаешь, кто же оказался клятвопреступником в нашей обители. А сейчас, собирайся домой и возвращайся завтра, с самыми необходимыми вещами и в новом облике… ты уж постарайся. И никому, никому не говори, где ты!