Тигриный лог - AlmaZa

- Женщинам это тоже никто не запрещал, - мы встали на входе. – Но я бы не хотел, чтобы ты этому училась. Оставь одинокое натирание мозолей парням. Ты вскоре покинешь Лог, заживешь нормальной жизнью. Впрочем, я не считаю здешнее существование совсем уж ненормальным…

- А ты бы не хотел уйти отсюда? – вдруг спросила я. Зачем я это сделала? На что надеялась? Джин потер шею, подбирая ответ и разбираясь сам в себе. Неужели и у него были сомнения?

- Нет, не хотел бы, - выдал он. Потраченное на раздумья время показало, что он ляпнул не от балды, а всё взвесив. А задержался с оглашением только потому, что пытался угадать мою реакцию. – Я верю в то, что ничто не случайно. Всё, что случалось со мной, привело сюда. Я добровольно и по желанию пришел в монастырь. А мужчины не должны отказываться от слов и изменять… ни себе, ни кому-либо ещё. Ответственность за совершенное – самое яркое доказательство преданности своим принципам, - Джин сменил серьёзность на легкомысленность. – А ты бы хотела, чтобы я тоже ушел из Тигриного? – И это я тоже недавно где-то слышала.

- Нет! – ответила я так быстро, что выдала своё желание сильнее, чем вчера другое своё желание прямыми заявлениями. Ещё месяц пребывания в обители с вечерами, подобными вчерашнему, и я за него замуж захочу. То есть, захочу совсем другого, но девчонки ведь мечтают о более интимном через брак. Для нас в период юности это неразделимые вещи, в отличие от старших и опытных подруг, которые разделяют не только понятия «муж» и «любовник», но даже «секс» и «знакомство», не всегда сопровождающими друг друга. Но это в крайних ситуациях приобретенного цинизма и морального падения.

За одним из читальных столов сидел Хансоль, корпя над какой-то потрепанной книжкой. До него её листало не одно поколение учеников. Я набросила тряпку на швабру, предварительно намочив в поставленном Джином ведре, и принялась мыть из дальнего угла. Старший парень склонился к читающему, не спеша уходить отсюда. Что это, мы не хотим оставлять меня наедине с другим? Да не кинусь я ни на кого. А Хансоль не кинется, потому что не знает, кто я.

- Что ты так подобострастно изучаешь?

- Да тантры всё! – юноша шмякнул обложкой о столешницу. Может, она потрепанная и из-за частоты такой реакции на неё. – Я ожидал совершенно другого… я думал, что тантризм – это достижение бесконтактного оргазма.

- И? – заинтересовался Джин.

- Хули б там! – Хансоль испугано огляделся, и, не обнаружив никого, кроме меня, порадовался, что выразился не при учителях. – Представляете, оказывается, тантрическое искусство вообще направлено не на удовольствие!

- Как так? – Джин посмотрел на распахнувшийся форзац, пролистал его и убедился в названии книги. Плэйбоя контрабандой спрятано не было.

- Да! Оно учит праведной радости! В исконном восточном понимании. Это на Западе позже извратили и принялись распространять учение, как вариацию более ярких наслаждений и изощренных секс-практик. А на Востоке это не то! Более того, сакральный тантризм оправдывает секс для монахов. Прикиньте? – Я напряженно обернулась, почувствовав на себе взгляд. Угадала. Джин заинтриговано слушал, не сводя с меня глаз. Поясница вспотела. Не стоит, наверное, вставать в наклонную позу, потирая пол, особенно задом к тому, кто знает, что у меня под штанами.

- Поподробнее, пожалуйста, - попросил Джин товарища.