Тигриный лог - AlmaZa

- Но откуда? Кто сказал вам? – растерялась я. Мы были совсем одни в библиотеке! Я повернулась к другу: - Ты?

- Я ничего не говорил, - по его опущенным к полу глазам было видно, что он изумлен не меньше, но не хочет выглядеть глупо, допытываясь до неважных мелочей. А я и так была не в лучшем виде, и мнение обо мне у настоятеля, конечно же, сложилось ужасное. Мне терять уже нечего.

- Откуда вы знаете?!

- Разве это имеет значение? – Хенсок сомкнул руки за спиной. Вздохнул. – Джин, должен ли я напоминать о том, что происходит после таких проступков? Или ты в курсе?

- Я должен уйти, - стиснув кулаки, поджал губы парень. Я открыла рот, глубоко вдыхая воздух и собираясь вставиться. Что? О чем они?! Почему уйти? Есть же какие-то иные возможности?

- Я рад, что мне не пришлось говорить этого тебе, - кивнул Хенсок.

- Стойте! – воскликнула я. Утро было для меня таким туманным и плывучим, что я, несобранная, вынуждена была экстренно собраться с мыслями сейчас, вброшенная во внезапно нарисовавшиеся неприятности. Не так, совсем не так я представляла наши с Джином последующие отношения, которые при данных обстоятельствах… заканчиваются. – Почему он должен уйти? Если вы видели… или вам сказали… или вы просто знаете… вы должны знать, что виновата во всём я! Я заставила его нарушить устав! Джин не хотел! Он не виноват!

- Это так? – задал ему вопрос Хенсок.

- Это я поцеловал её, учитель, - не поднимая век, из-под которых тонкая прорезь глаз буравила доски пола, сказал он.

- Нет! Это я сделала! Я! – крикнула дура, которая не отвечает за свои поступки и не понимает, к чему они могут привести. О чем эта глупая школьница думала ещё вчера?! О чем?!

- Неправда, - спокойно опроверг Джин. – Клянусь, что вчера вечером я был инициатором нарушения устава. Хо не виновата, потому что она невинная девочка и никогда бы не поступила так. Я… не выдержал и оказался слаб.

- Ты осознавал, что совершаешь преступление в монастыре? – уточнил Хенсок.

- Да, учитель, - Джин нахмурил брови, но губы печальным лукавством изогнулись. – Хотя в тот момент, когда всё происходило, я уже ничего не осознавал.

- Что же заставило тебя преступить табу? – я дрожала и, не владея собой, позволила двум соленым слезам выбиться из глаз и потечь по щекам. Думай же, голова, думай! Какие доводы защитят Джина и оправдают? Меня-то ладно, лишь бы с ним ничего не сделалось. Он ведь пришел сюда добровольно, он хотел жить здесь! Он останется здесь! Но что для этого сделать мне? Хенсок ожидал от него очередного ответа.

- Я люблю её, - негромко сказал Джин и я, вздрогнув, обернулась к нему.

- Что? – скрипом вышло из моего горла.

- Любовь… - задумчиво повторил Хенсок, разведя руками. – Ничего не скажешь – благородная цель! Поцеловать девушку, которую любишь, в стенах монастыря… очень романтично, - старик, по-моему, вернул своё озорство. Но настолько ли, чтобы быть готовым к прощению? – Но больше похоже на неукротимую страсть, а страсть – совсем другого характера чувство, сын мой. Однако кто из нас может точно сказать, одно это или другое? Любовь взывает к пониманию, а страсть к негодованию, потому что она – слабость. И для воина поддаваться мимолетным искушениям низко, недостойно. Если ты не смог устоять, ты уже не будешь воином, но если ты научился любить, то ты будешь куда лучшим воином, чем другие, кто этого не умеет… И всё же оплошность остаётся оплошностью.

- Я понимаю, учитель, - Джин всё ещё не смотрел на меня, стараясь не реагировать на моё близкое нахождение.