Лунные дети - Тишь Наталья

Бран станет отцом. Я прокрутила эту фразу в голове несколько раз, но так и не смогла представить, как это будет выглядеть. И ребенок… Рэма я помнить не могла, сама была на момент его рождения маленькой, но Уэни — другое дело, у нас разница в семь лет. Да только теперь я даже не могла вспомнить ее лица. Двухлетний карапуз, только-только начавший говорить, когда я ушла из дома. Сейчас Уэни исполнилось уже двенадцать — интересно, а она помнит, что когда-то у нее была старшая сестра? Рэм наверняка помнит, должен. По крайней мере, я надеюсь на это, в противном случае остававшиеся до сих пор воспоминания-связи с семьей рассыплются в пыль. И значит, не будет ни малейшего повода и смысла ненадолго вернуться в Альси, чтобы хотя бы повидаться с братом и сестрой, если Ивенн не пожелает меня замечать.

Интересной, в какой момент одиночество перестало казаться мне защитой, а стало тяжелым камнем? Остро захотелось вернуться в кабинет Джета, усесться в удобное кресло и просто слушать, как папочки спорят, разговаривают, обсуждают поставки, да просто слушать их голоса, зная, что вот они, эти люди, отныне и навсегда стали моей семьей.

Так. Я заморгала, прогоняя набежавшие слезы. Все-таки что-то со мной не так, не иначе по Гестолю вирус сентиментальности бродит. Интересно, прививки от него существуют? Надо бы поставить, не хочу рыдать по любому поводу. Не хочу вообще плакать без весомой причины! Надо взять себя в руки. Мне нужны деньги на новую осеннюю куртку, а бесплатно мне ее никто не выдаст. Так что работаем. Кто что желает, дорогие посетители?

* * *

Ночью умер Матью.

Тайг сказал мне об этом ранним утром, когда я еще спала. Вряд ли он думал в тот момент, что впереди два выходных, что спящему человеку сообщать о чьей-то смерти не стоит, все равно не осознает, что можно было подождать и собрать всех.

Я не сразу поняла смысл этих слов.

Матью умер. Умер Матью. Мать-ю у-мер.

Фраза казалась мне первые минут десять бессмысленным набором букв и звуков, никак не желающих складываться в страшное сообщение, которое еще следовало осознать. Почему-то вспомнилось, что Бран станет скоро отцом.

Матью умер, а у Брана и его девушки родится ребенок. Словно произошла замена: один ушел, чтобы спустя несколько месяц появился другой человек. Так не бывает, я знаю, но как в голове уложить чью-то смерть? Свою еще куда ни шло, потому что ее за гранью уже не осознаешь, а о неслучившейся думаешь, боишься, но твердо знаешь, что жизнь продолжается.

Что делать с чужой смертью? Что делать с тем, кого больше нет?

Я пришла в себя только спустя какое-то время, когда осознала, что пытаюсь дозваться до Кэла, настойчиво повторяя слово связи. Но кристалл оставался тусклым, Кэл то ли не слышал, то ли игнорировал вызов. Зачем я вообще пытаюсь с ним связаться?..

Матью умер.

Что я теперь должна была делать? Бежать в штаб? Плакать? Глаза оставались сухими, просто стало слишком пусто, хотя, если подумать, мы никогда не были близко знакомы. Матью и Матью. Был сыщик, не стало сыщика. Бывает? Нет. То есть да, но никогда не веришь, что может умереть тот, кого знаешь, а когда он исчезает навсегда, уходит в Небесные сады, что делать оставшимся? Как отреагируют остальные? Они знали Матью намного дольше, чем я. Что скажет его семья? Что вообще сейчас будет?

В штабе было тихо, даже Дахи сидел без привычной газетки, она валялась на полу, а старик смотрел в окно. Он не повернул головы, когда я тихо поздоровалась и прошла внутрь. Казалось, что поселившиеся в кабинетах и коридорах отчаяние и злоба теперь обрели форму, хоть и оставались невидимы человеческому глазу. Чтобы добраться до кабинета Кэла, пришлось буквально продираться сквозь вязкий воздух, липнувший к одежде и коже почище грязи.