Лунные дети - Тишь Наталья

Брэндан продолжал улыбаться, и улыбка его разрасталась вширь, переползала на скулы, а уголки губ настойчиво тянулись к ушам.

— Обернись, — почти просипел Брэндан. Он не прятал руки, они лежали на столе ладонями вниз, словно кто-то приклеил их за кончики пальцев, и казалось, что только это не позволяет столу развалиться. Брэндан был основой всего, и стол был сердцем этого серого пространства, где они оказались.

Позади стоял Риан. Не взрослый, с которым Кэл расстался год назад, а Риан-подросток. Он помахал рукой, улыбнулся беззаботно, а кожа сползла от движения с его лица, повисла лохмотьями и отвалилась вместе с мясом, обнажая кости. Риан рассыпался, и Кэл едва не вскочил, едва не бросился к брату, но нельзя было показывать Брэндану пустые ладони, и приходилось сидеть на месте, наблюдая, как Риан обращается в прах.

— Что пришло с Неба, — сипел Брэндан, скрежеща отросшими клыками, — то уйдет в землю, и луна осветит им путь. И станет так.

Словно услышав его приказ, пришла луна — Элиш появилась из ниоткуда, остановилась рядом с горсткой праха, что некогда был Рианом. От ее улыбки Кэла передернуло.

— Нет, — прохрипел он, поворачиваясь сильнее, но стараясь не показывать рук. — Не такая. Она — не такая.

За спиной Элиш собиралась толпа. Бесформенная, серая, безликая — многоголовый зверь, окрасившийся в серебристо-лунный цвет. Очертания расплывались, но оскалы были видны, и серебристые нити переливались там, где у толпы были руки. Элиш тоже продолжала улыбаться, ее улыбка росла, расползалась, пожирая и нос, и глаза, пока все лицо не превратилось в острозубый рот. Зверь выл и колыхался, пытаясь сорваться с места, и появлявшиеся то тут, то там знакомые Кэлу люди сгнивали заживо, а прах их поглощала толпа.

Кэл не выдержал, вскочил, опрокидывая стул, и в то же мгновение, заскрипел, зашатался стол, а Брэндан тоже оказался на ногах, вцепившись окровавленными пальцами в запястья. На его горле обнаружился надрез, и кровь из вскрытой трахеи лилась рекой. В человеке не могло быть столько крови, но она шумела, разливалась океаном. Кэл попытался сделать шаг в сторону, но Брэндан цепко держал его за руки, а серебристые нити, поднимавшиеся из льющейся крови, шипели, как змеи, кусали за запястья, и кожа Кэла наливалась смертельной белизной.

Все закончилось, когда вдалеке зарычал гром — резкий, порывистый, больше похожий на упавший с огромной высоты и разлетевшийся вдребезги камень. Пространство задрожало, расплылось, теряя четкость, и Кэл открыл глаза.

Рядом, склонившись, стояла мать, даже в тусклом свете ночника были видны глубокие морщины между сведенными бровями. Когда они успели появиться?.. Она комкала кухонное полотенце — то самое, украшенное аппликациями из яблок, что Кэл и Риан подарили ей несколько лет назад.

— Мама?..

— Ты в порядке? — она сделала ночник чуть ярче. — Плохой сон?

Паршивый… — Кэл тяжело сел, отер лицо, пытаясь снять липкую паутину сна. Ощущение ужаса опутало толстыми нитями, оскал, в который превратилось лицо Элиш, все еще стоял перед глазами.

— Кэл?

Он вздрогнул, поспешно облизнул пересохшие губы и потянулся, обнял мать, утыкаясь лицом в теплый живот. Ее пальцы ласково зарылись в волосы, начали перебирать пряди, осторожно поглаживая, словно Тара боялась напугать его неловким, совершенно неуместным движением.

Ласка, мягкость, бесконечная любовь — эти чувства сейчас обретали запахи, воплощались в теплых пальцах, в ее дыхании. Кэл слышал, как бьется сердце матери, прижимаясь к мягкому животу. Он бы с удовольствием остался так сидеть навсегда, но мама не позволила, она осторожно отстранилась и склонилась, заглядывая в глаза.

— Теперь ты в порядке?

Ни одного лишнего вопроса, Кэл был бесконечно благодарен ей за это, он бы просто не отыскал сейчас подходящих слов, чтобы описать тот комок эмоций и чувств, застывший где-то между ребрами и не позволявший вдохнуть полной грудью.