Приключения Джона Девиса. Капитан Поль (сборник) - Александр Дюма (1840)

На другой день утром я побежал к своему птичнику и увидел, что мои питомцы опять разлетелись, за исключением нескольких воробьев, которые и не собирались в путь. Они, напротив, делали разные приготовления, чтобы завладеть местами, которые им оставили товарищи. Том показал мне, что они переносят в клюве соломинки и хворостинки, и объяснил, что они делают это для того, чтобы свить гнезда. Я прыгал от радости, думая о том, что у меня будут маленькие птички, что я увижу, как они станут расти, и что мне не нужно будет для этого лазить по деревьям, как делал прежде Том.

Настали теплые дни – воробьи снесли яиц, яйца превратились в воробьев. Я следил за их развитием с радостью, которую и теперь еще помню. Пусть и смотрю через сорок лет на этот же самый птичник, но уже вконец изветшавший. Детские воспоминания так приятны для взрослого, что я не боюсь наскучить моим читателям, пересказывая эти подробности, – я уверен, что они почти каждому напомнят некоторые подробности его жизни. Притом, пройдя длинный путь через пылающие вулканы, залитые кровью равнины и мерзлые тундры, простительно на минуту остановиться среди мягких зеленых лугов, которые почти всегда встречаются в начале пути.

Летом мы стали уходить все дальше и дальше от дома. Однажды Том, по обыкновению, посадил меня к себе на плечо, матушка обняла нежнее, чем всегда, а батюшка взял палку и пошел с нами. Мы прошли весь парк и наконец, следуя по берегу речки, достигли озера. В этот день было очень жарко, Том снял куртку и рубашку, потом, подойдя к берегу, поднял руки над головой, прыгнул так, как, я видел, прыгали с испугу лягушки, когда мы подходили к ним, и исчез в озере. Я вскрикнул и побежал к берегу, не знаю, с каким намерением, но, вероятно, для того, чтобы броситься в воду. Батюшка удержал меня. Я дрожал от страха и кричал из всей мочи: «Том! Мой милый Том!» Наконец он появился. Я начал звать его к себе так усердно, что он вернулся. Успокоился я только тогда, как он вышел на берег.

Тогда батюшка указал мне на лебедей, которые скользили по поверхности воды, на рыб, плавающих в нескольких футах под ней, и стал рассказывать мне, что человек, несмотря на свои невеликие способности к плаванию, с помощью некоторых движений может по нескольку часов держаться в стихии рыб и лебедей. Подкрепляя объяснение примером, Том потихоньку сошел в воду и, уже не ныряя, начал плавать, протягивал ко мне руки и спрашивал, не хочу ли я к нему. Я колебался между желанием и страхом, но батюшка, замечая, что во мне происходит, сказал: «Не мучь его, он боится».

Эти слова были хитрой уловкой: теперь из меня можно было сделать все на свете. Батюшка и Том с таким презрением говорили о трусости, что хоть я был ребенком, однако же покраснел при мысли, будто я боюсь, и вскричал: «Нет, нет, я не боюсь, я хочу к Тому».

Том вышел на берег. Батюшка раздел меня, посадил на спину к Тому и велел хорошенько держаться руками за его шею. Том поплыл.

По тому, как сильно сжимал я ручонками шею Тома, он мог уже догадаться, что мужество мое не так велико, как я старался показать. В первую минуту холод воды захватил мне дыхание, но мало-помалу я привык к нему. На другой день Том привязал ко мне пучок тростника и, плавая рядом, показывал, как следует действовать руками и ногами. Через неделю я уже без помощи держался на воде, а к осени выучился плавать.

Остальную часть моего воспитания матушка оставила себе, она так умела приправлять свои уроки любовью и объяснять приказания кроткими наставлениями, что я смешивал часы отдыха с часами учения и меня не трудно было переводить от одного к другому. Стояла уже осень, погода стала холоднее, и мне запретили ходить к озеру. Это тем более меня огорчало, что, по некоторым причинам (я знал это наверняка), там происходит что-то чрезвычайное.