Первым явился дядя Педрито, старший брат мами, с семьей. Семьей? Он притащил с собой целое племя!.. Дядю Пепе с женой Марией-Луизой, родителей мами Кармиту и Орландо Посада, которые с ними живут, трех взрослых сыновей Пепе и Марии: Роберто, Эухенио и Эмилио – и дочь Анхелину со вторым мужем Пако Пиментелем и пятью детьми, что у них набирается на двоих, да жен и детей Эухенио, Роберто и Эмилио, и еще, и еще…

Взрослые обнимают и целуют Йею и всячески лебезят вокруг нее… Дети мямлят и терпят мокрые поцелуи алых, как рана, Йеиных губ… и фыркают про себя: «Кххрр! Ни за что не стану такой слюнявой старой кулемой, как эта»… но главное – они чуют запах жарящейся свиньи и знают, что он им сулит!.. и едва высвободившись из бабулиных объятий, мчатся сквозь дом на задний двор, где «Я, Камило», уж не сомневайся, скажет:

– Пустите детей и не препятствуйте им приходить! – и увидят, как настоящий мужик… жарит свинью.

Один из детишек, кто-то не то из внуков тети Марии Луизы, не то из детей Пако, бог весть, мальчуган семи-восьми лет, мчится вприпрыжку в толпе ребятни и внезапно замирает как вкопанный перед Нестором и ждет с открытым ртом, уставившись на него.

– Привет! – говорит Нестор, особым голосом, которым говорят с детьми. – Знаешь, что там во дворе?

И улыбнулся, как улыбаются детям.

– Целая свинья зажарена! ВОТ ТАКАЯ здоровая!

Он разводит руки, будто крылья, показывая огромность свиньи.

– Больше тебя, а ты рослый парень!

В лице мальчишки ничего не меняется. Он стоит и пялится на Нестора, отвесив челюсть. И вдруг говорит:

– Ты правда тот, который натворил?

Эти слова так обжигают Нестора, что он против воли, запинаясь, мямлит:

– Натворил? Кто сказал? Нет, я не тот.

Паренек пару секунд переваривает ответ, потом подытоживает: «Нет, ты тот!» – и мчится дальше.

Новые и новые кланы, племена, орды, армии. Каждый второй, войдя в двери, ищет глазами Нестора, а увидев, шепчет что-то соседу, отводит глаза и больше не смотрит. Однако кое-кто из мужчин постарше считает себя обязанным, как водится у кубинцев, сунуть свой большой нос в чужие дела и назвать вещи их именами.

Свойственник дяди Андреса, Эрнан Луго, настоящее трепло, подходит к Нестору со строгим лицом и говорит:

– Нестор, ты можешь думать, что это не мое дело, но это мое дело, потому что я знаю людей, которые не могут бежать с Кубы – лично их знаю, – и знаю, что им приходится терпеть, и я пытался им помочь, и помог во многих моментах, и теперь должен кое-что у тебя спросить с глазу на глаз: ладно, формально они имели право на то, что сделали, но я не понимаю, как ты, как ты вообще мог позволить им тебя использовать, стать орудием в их руках. Ну как это так?

– Послушайте, сеньор Луго, – отвечает Нестор. – Меня отправили на мачту, чтоб я уговорил этого парня слезть. Он сидел на самой верхушке…

– Боже мой, Нестор, да с твоим знанием испанского ты никого не можешь уговорить ниоткуда слезть.

Нестору кровь застит взор, буквально красная пелена заволакивает зрение.

– То есть нужно было послать вас, сеньор Луго, так? Вы-то бы справились! Влезли бы на восемьдесят футов по веревке – для скорости без ног – и подобрались бы к нему, как я, близко, и поняли бы по его лицу и по голосу, что парень психует, увидели бы, как он сейчас вывалится из беседки вот такого размера и гикнется с восьмидесяти футов и разбрызжется, как тыква, по палубе! Тогда бы вы сообразили, что мужик ошалел от страха и ему конец, если он хоть минуту еще просидит наверху! Оценили бы этот взгляд – и услыхали голос своими ушами! Вы когда-нибудь видели, как человек теряет над собой власть, ну, по-настоящему? Когда несчастный придурок сам лезет в могилу? Хотите помогать кубинцам… ну тогда не сидите на толстой заднице в офисе с кондиционером! Попробуйте… попробуйте реальность хоть раз в жизни! Сделайте что-нибудь, черт побери! А не просто треплите языком!