Охотник на лис - Марк Шульц, Дэвид Томас (2014)

Когда Ярнолл открыл дверь, я впился взглядом в этого неудачника. Дюпон, которому было под пятьдесят, сидел в кресле и был похож на типичного богатея, рано повзрослевшего и пристрастившегося к наркотикам. Моей инстинктивной реакцией было чувство отвращения. Дюпон выглядел как избалованное богатое дитя. Я так долго жил, откладывая на потом все удовольствия, что мне было отвратно видеть олицетворение противоположности всему, чем я сам был и во что верил. Я сразу же понял, что мы с Дюпоном не просто отличались друг от друга – мы были полными антагонистами.

Первое, на что я обратил внимание в его внешности, были волосы. Было такое впечатление, что Дюпон одолжил у Рональда Макдональда[20] бутылку средства для окраски волос, но затем не стал поддерживать этот цвет. Примерно на дюйм от корней волосы были седыми, переходя потом в ярко-рыжие. У него был прямой пробор, вдоль которого налипла перхоть. Эта перхоть сразу бросалась в глаза, она лежала толстым-толстым слоем. Выглядело это так, словно он месяцами не мыл голову.

Он был одет в футболку и шорты. На одной ноге была повязка или гипс, очевидно, после операции на колене, на другой – черный носок и теннисная туфля. На той ноге, которая была оголена, набухли толстые варикозные вены. Я задался вопросом, почему миллионер не мог позаботиться о себе. Имея такие деньги, я бы выглядел, как Марк Хэрмон[21] (необходимо помнить, что это был 1986 год). Дюпон был худым, с руками, – как веточки. Однако животик у него был что надо, словно он проглотил баскетбольный мяч.

Когда нас представили друг другу, он улыбнулся, показав темно-желтые зубы с налипшими остатками пищи. Мне захотелось спросить, как давно он смотрелся в зеркало.

У Дюпона на столе стоял какой-то напиток, и когда он начал говорить, стало ясно, что он был либо пьян, либо под кайфом: он что-то бормотал совершенно невнятно. Я ровным счетом ничего не мог разобрать из того, что он там произносил, кроме обращения ко мне – «дружище». И это продолжалось раз за разом. Иногда он прерывал сам себя, чтобы уточнить у меня: «Ты понимаешь, о чем я говорю?» Я не был в этом уверен.

Я был прав: при личной встрече с Дюпоном я смог сразу понять, что это за человек. Даже если бы я попытался представить себе очевидного неудачника, ориентируясь на худшие черты худших людей, которых я только встречал, я все равно не смог бы вообразить себе ту картину, которая предстала перед моими глазами в этом номере. Я и раньше встречал людей со странностями, и у меня был опыт общения с ними, но Дюпон в этом отношении превзошел всех. Парень при встрече со мной даже не пытался выглядеть опрятным и трезвым. Он производил впечатление чокнутого. Дюпон казался безобидным, но у него, совершенно очевидно, были серьезные проблемы с головой, весьма серьезные.

Я сразу же понял, что мне следует знать ответ на следующий вопрос: какова будет степень участия Дюпона в деятельности спортивного центра при университете Вилланова. Если он собирался только финансировать его работу и не предполагалось ни наших с ним встреч, ни разговоров, то никаких проблем не ожидалось. Но если он собирался хотя бы приближаться к борцовскому залу, то на этом наш разговор окончился бы.

– Какова будет ваша роль в Вилланова? – спросил я.

Его ответ не отличался конкретностью. Он сказал, что, может быть, он будет время от времени заглядывать ко мне в кабинет, чтобы узнать, как идут дела и нет ли проблем, которые требуется решить. Наряду с этим он бы хотел, чтобы в информационных бюллетенях для прессы он упоминался просто как «тренер». Не «главный тренер» и не «помощник тренера». Просто «тренер».

Интуиция подсказывала мне, что следовало откланяться. Но предполагаемые выгоды казались слишком соблазнительными. Ну и что с того, что в этом была доля риска? Если по каким-либо причинам в Вилланова что-то не сложится, я мог просто уйти оттуда. На тот момент у меня не было лучших вариантов, это уж точно.