Мне пришлось долго бороться за свое место под солнцем: сначала в семье со вспыльчивым отчимом, потом как молодой жене холодного, отстраненного мужа, а потом, после представления к службе при дворе, в качестве безродной вдовы. И за это время я поняла, что самое ценное в жизни человека – это место, где он может быть собой.

Эдвард приходит в мои покои, когда я выслушиваю петиции подданных, и его приветствуют и как принца, и как мальчика. Я усаживаю его на трон рядом с собою, и он слушает и иногда тихо говорит мне на ухо. У меня он может быть просто ребенком, а не механической куклой, за каждым шагом которой пристально наблюдают, прикидывая, насколько полезным он может стать для какого-то дела.

– Кейт, ты стала всем, чем я надеялся тебя видеть, – однажды ночью говорит король, зайдя в мои покои. Было уже поздно, и я решила, что он уже спит в своей кровати. Моя компаньонка, пристроившаяся было спать на небольшой раскладушке возле моей кровати, торопливо кланяется королю и старается скрыться, закрыв за собой двери.

– Благодарю, – говорю я в некотором испуге.

– И я намерен выказать тебе еще больше доверия, – добавляет он, устраивая свой массивный корпус на моей кровати. – Не надо, я справлюсь, – говорит Генрих, поднимая руку и устраиваясь поудобнее. – Я возложу на тебя заботу о королевстве, пока буду в отъезде. Том Сеймур выполнил свою работу, и мы заключили союз с Нидерландами и договор с Испанией, и теперь мы готовы вступить в войну с Францией.

Я сидела в кровати, в одной лишь льняной рубахе на голое тело, и вскользь прозвучавшее имя ввергло меня в шок, словно меня сильно встряхнули за плечи, прокричав это имя в полной тишине. И тут я заметила, что король внимательно на меня смотрит.

– Ты встревожена? – спрашивает он. – Что случилось? Ты побледнела!

– От мысли о войне, – неуверенно говорю я. – От мысли об угрожающей опасности.

– Я поведу свои войска сам, – объявляет король. – Сам, своей собственной персоной, в самое пекло боя. Я не пошлю своих солдат на бой одних. Я поведу их сам.

Я быстро прикрываю глаза. Томас наверняка скоро вернется домой. Он заключил соглашение и должен будет вернуться ко двору, чтобы получить новые указания. Он встретится со своим братом, и вместе они соберут слуг и солдат для армии. Я точно его увижу. Он не сможет не попадать мне на глаза, и я не смогу избегать его. Он должен будет засвидетельствовать мне свое почтение и поздравить меня с замужеством. А мне придется кивать и выглядеть безразлично.

Я вздрагиваю от одной лишь мысли об этом. Все, чего я за это время добилась, с детьми, со двором и с королем, – все строилось на убеждении, что я больше никогда не почувствую взгляд его темных глаз и никогда не поймаю этот взгляд на себе. Не знаю, смогу ли я спать, если он будет находиться под одной крышей со мною. Я не знаю, как я смогу тихо лежать в своей кровати, зная, что он где-то недалеко – лежит обнаженным под одной простыней, ожидая моего тихого стука в дверь. Смогу ли я танцевать, зная, что он наблюдает за мною? А что, если мы совпадем в паре в кругу и коснемся друг друга руками? Смогу ли я ощутить его прикосновение и не повернуться к нему? А если он положит свою теплую руку мне на талию? Не подведут ли меня ноги, когда он приподнимет меня над полом в фигуре танца и я почувствую на щеке его дыхание? А если он поможет мне спуститься с лошади, мне придется опереться на его плечи; воспользуется ли он этой возможностью, чтобы прижать меня к себе?