Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут (2009)

На скорости 65 миль в час встречный ветер прекрасно сойдет за помехи.

– Гроув, не бросайте трубку.

– А? Что? Мэнди? Вы здесь? – И я дал отбой, осерчав на ее упорство.

Эта баба не сдается.

Повесив трубку, я чувствовал себя полным дерьмом. Но разговоры с прессой еще ни для кого не кончались триумфом. Остаток моей поездки в Нью-Палц прошел без осложнений.

* * *

– Мир больше не порождает хиппи вроде Эбби Хоффмана{49}, – с горечью обронила Эвелин.

Мы приехали в Нью-Палц на венчание ее кузины, радуясь побегу из Нью-Йорка на 90 минут к северу. Одна из подруг Эвелин от английской литературы из Уэллсли описала Нью-Палц как «классический городок хиппи, безоглядно загостившийся в 1960-х».

Чертовы английские литературоведы. Нормальные люди никогда не употребляют выражения вроде «безоглядно загостившийся». Мы с Эвелин были готовы узреть магазины наркоты на каждом углу, женщин, шлепающих по улицам в сабо, и костлявых мужиков в выцветших джинсах и вареных футболках с кислотными разводами. Мы старательно высматривали татуировки хной и атрибуты социальных разногласий, позаимствованных из иной эпохи.

Городишко не оправдал свои авансовые векселя. Ни у единого из мужиков не было конского хвостика. А кальянные магазины? Ой, да бросьте! Вместо кальянов и защепок для косяков, обшитые вагонкой магазины на Мэйн-стрит, сиречь Главной улице, выставляли только кухонную утварь и спортивные товары. Наверное, Нью-Палц не видал панамской красной и кайфа лет двадцать.

Мы с Эвелин в лепешку расшиблись, выискивая радикалов. Они то ли вымерли напрочь, то ли нашли убежище в более диких уголках окрестной глуши. Как только мы пришли к такому заключению, наш разговор обратился к более насущным проблемам. Мы рассуждали о том, как изменится наша жизнь, когда ребенок появится на свет. Эвелин прямо-таки сияла от сладостного супа из гормонов и девичьих соков, в котором мариновалась Финн. Моя жена никогда не выглядела более прекрасной – с раздутым животом и все такое.

* * *

Бетти Мастерс никогда не была хиппи. Она скорее из круга участников консервативно-благочинных благотворительных приемов чопорных филантропов. Носит традиционные белые бусы, галлоны духов «Шанель» и строгие льняные костюмы по сезону. О джинсовке и речи быть не может. Выпивает она редко, но время от времени наведываясь в Нью-Йорк, балуется вином, разбавленным газировкой. Как только застольный треп затрагивает скользкие темы, Бетти шарахается в сторонку – за одним исключением.

Она презирает своего бывшего мужа, называя его «сальным, пошлым подлецом, бросившим нас». Он же «мерзкая пародия на человека… банка вазелина на ножках». Твердит, что его второе имя Говнюк. Прочие разведенные в компании Чарли именуют свои ошибки «бывшими». Но только не Бетти. Она всякий раз называет его полным именем – Герб Говнюк Мастерс.

Герб являл собой классический образчик захребетника. Исчез, как только развод стал свершившимся фактом, и вполне может быть, заправляет сейчас каким-нибудь мексиканским борделем. Брака будто и вовсе не было, если бы не одно обстоятельство. У них родился сын. Назвали его Фредом. У него оказался синдром Дауна, а его отец отказался выплачивать алименты даже на одного ребенка. Герб стоял в пищевой цепочке ниже, чем микроскопические паразиты, живущие в жопах вонючих глистов, жрущих дерьмо в кишках у козлов-сифилитиков.

Спросите-ка, каково оно мне.

Бетти согласилась бы со мной. Она кипела от негодования и горечи оттого, что отец вот так запросто бросил собственного сына. Она любит мальчика. Она выстроила новую жизнь тише воды ниже травы – только ради Фреда.