Огромная тень, подобная туче, опускалась на землю. Это было крылатое чудовище, похожее на исполинскую птицу без перьев. Кожистые крылья, растянутые между длинными когтистыми лапами, издавали ужасный смрад. Над полем нависло порождение древнего мира, тварь из последнего, забытого Временем выводка, появившегося на свет где-то в затерянных горных дебрях. Темный Владыка разыскал этот выводок и кормил падалью, пока детеныши не стали крупнее любого другого летучего создания. Потом он дал их вместо коней своим слугам.

Страшное существо спускалось кругами все ниже, потом, растопырив лапы, выгнув длинную голую шею и разевая усаженный острыми зубами клюв, чудовище село и, качнувшись, угнездилось на трупе коня Теодена.

На спине монстра сидел всадник, огромный и грозный, закутанный в черный плащ. Железная корона венчала его, но между короной и плащом были только мрак и мертвенный блеск призрачных глаз. Это был Предводитель назгулов. Исчезнув от Ворот, он вернулся по воздуху, а теперь спустился, неся гибель, превращая надежду в отчаяние, победу в смерть. В руке он держал железную палицу.

Все рыцари, сопровождавшие Теодена, были либо убиты, либо унесены обезумевшими конями. Только Дернхельм, чья верность превышала страх, остался на месте. Все это время Мерри безопасно сидел позади него, но когда на землю пала тень, конь сбросил обоих и умчался в ужасе. Мерри упал и быстро отполз на карачках в сторону, оглушенный и ослепленный страхом.

– Встань! Встань! – твердил он себе. – Ты же должен быть при Теодене. «Как отец будете вы для меня», – ты же сам это сказал.

Но воля была бессильна. Он не осмеливался даже открыть глаза и оглядеться.

Потом ему послышался голос Дернхельма, странно похожий на другой, тоже очень знакомый.

– Прочь, нечистый сын мрака, пожиратель падали! Оставь мертвых в покое!

И другой голос, полный холодной злобы ответил:

– Не становись между назгулом и его добычей. Он не станет убивать тебя. Он унесет тебя в обитель скорби, дальше любой тьмы, где твою плоть сожрут, а трепещущую душу отдадут во власть Бессонного Ока.

Лязгнул меч, выхваченный из ножен.

– Что ж, попробуй, если сможешь! А я, если смогу, помешаю тебе!

– Помешаешь? Мне? Глупец! Ни один воин не может помешать мне!

И тут Дернхельм засмеялся, и в его голосе был звон стали:

– Но я не воин. Перед тобой женщина! Я Йовин, дочь Йомунда. Не становись между мной и моим родичем и повелителем! Будь ты живой или только оживший, прикоснись к нему – и погибнешь.

Крылатое чудовище неожиданно тонким и противным голосом закричало на нее, но Черный Всадник молчал, охваченный внезапным сомнением. От изумления Мерри забыл страх и открыл глаза. В нескольких шагах от него сидело чудовище, распространяя вокруг себя мрак, над ним грозной тенью высился назгул. Немного левее, обратясь лицом к нему, стоял тот, которого Мерри звал Дернхельмом, но теперь шлем упал с головы воина, освободив золото волос, рассыпанных по плечам. Серые как море глаза смотрели твердо и гневно. В одной руке воин сжимал меч, в другой – щит, которым заслонялся от взгляда страшного врага.

Да, это была Йовин. Мерри вспомнил взгляд молодого воина, когда они покидали Дунхарг, – взгляд без надежды, взгляд человека, готового встретить гибель. Сердце хоббита наполнилось жалостью и восхищением, и в нем проснулась медленно разгоравшаяся отвага его племени. Он приподнялся и, стиснув руки, прошептал:

– Она не умрет! Такая прекрасная, такая печальная… По крайней мере она умрет не одна!

Черный Всадник не замечал его, а Мерри все не решался двинуться, боясь привлечь к себе губительный взгляд. Потом, очень медленно, начал отползать в сторону. Но Вождь-Призрак все думал о женщине, стоявшей перед ним, и о древнем предсказании.

Вдруг крылатое чудовище взмахнуло своими зловонными крыльями, прянуло в воздух и ринулось на Йовин, крича и стараясь ударить ее клювом.