ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан Семенович

— То, от чего не мрут, — улыбнулся Славин. — На ваш вкус.

— Кто больше начитался авантюрных романов? — Женщина пожала плечами. — По-моему, вы, а не я.

Она спустилась по лестнице вниз, и Славин услыхал, как мягко хлопнула входная дверь; они остались в доме одни.

— Документы, которые вас свалят, — заметил Славин, — хранятся не в моем номере. Они укрыты вполне надежно.

— Это вы сказали к тому, что мне нет смысла ликвидировать вас? Боже, до чего вы все подозрительны, Вит. Хорошо, давайте начистоту, о'кэй?

— О'кэй.

— Мне будет неприятно, если все то, что вы схематично проговорили Полу, обретет форму документа — с именами, фотографиями, фактами. Другое дело, тот скандал, о котором вы помянули, оброс массой фантастических сплетен, там больше вымысла, чем правды, но я его не хочу. Ваши условия?

— Меня, как и Пола, интересуют имена «добрых друзей» фирмы мистера Лоренса, ничего больше.

— Какой национальности?

— Нашего гражданства, понятное дело.

— Что вам это дает?

— То же, что и Полу, — сенсацию.

— Я вам отдам имена, а вы, в свою очередь, передадите мне документы, связанные с Гонконгом.

— А с нацизмом? С женщиной, которая живет по чужому паспорту, — это вас не волнует?

— Я определяю «Гонконгом» весь комплекс вашей информации.

— Хорошо. Перенесем встречу на завтра?

— А сейчас уже завтра.

Славин посмотрел на часы: половина третьего утра.

— Предложение? — спросил он.

— Вы пишете мне имена участников Гонконгского дела, а я пишу вам имена тех друзей Лоренса, которые известны мне.

— Договорились. Где можно сесть? Внизу? Или там гости?

— Почему? Пошли вниз.

В холле, когда Славин и Глэбб спустились, была одна Пилар. Она стояла у огромного, во всю стену, окна, прижавшись лбом к стеклу.

— Мы договорились с мистером Славиным, гвапенья, — сказал Глэбб, — порадуйся за нас.

Женщина обернулась, лицо ее было бледным.

— И это — ужасно, — сказала она. — Пусть мы с тобой будем иметь неприятности, в конце концов мы их переживем, а каково будет тому русскому в госпитале, если его выдадут Москве?

— Вы имеете в виду Зотова? — спросил Славин, подавшись вперед. Он точно сыграл счастливое изумление.

— Я не знаю его имени, я не знакома с ним, просто я читаю газеты…

Джон рассмеялся своим деревянным смехом, стремительно глянув на Славина, и тот подумал, что играют они в смычке неплохо, ловко играют, хорошо вводят компонент чувства, понятного для женщины, — не сдержалась, бедняга, а он так строго и привычно для Славина (мотивированный смех в сложных ситуациях) сработал ярость, что не поверить в измену Зотова нельзя просто-напросто.

— Неужели Зотов — ваш человек? — снова поддался Славин.

— Вы так легко верите женщине? Что ж, ваше право брать ее слова на веру и не писать мне про Гонконг, — он снова посмотрел на Пилар, — о чем мы только что уговорились по-джентльменски.

— Я напишу, Джон. Но ведь Пилар сказала имя, а вы повторили дважды — имена.

— То, второе имя я могу и не писать вам, ей ничего не грозит.

— Ей?! Почему ей? Почему не грозит? — Славин понял проверку, среагировал точно, он увидел это по глазам Пилар. — Она была не таким хорошим другом Лоренса, как этот Зотов?

— Она была очень хорошим другом, — ответил Джон. — Только ее больше нет, у вас ничего с ней не смогут сделать — она умерла, Вит.

— Это, кажется, жена Зотова?

— Да, — ответила Пилар и протянула Славину стакан с джином. — Хотите, чтобы я отпила глоток?

— Вы же пьете только красное, гвапенья, — ответил Славин. — Кстати, почему «гвапенья»?

— Она родом из Галисии, — пояснил Глэбб. — А там уменьшительное от «гауппа» — красавица — звучит «гвапенья» — красотуля, и мне это больше нравится.