Ураган. Книга 1. Потерянный рай - Джеймс Клавелл (1986)

Там его встретил настоящий бедлам: ликующие, вопящие, потерявшие контроль над собой люди толкали и отпихивали друг друга, чтобы пробраться поближе к нему, дотронуться до него, журналисты со всего мира дрались друг с другом за лучшее место для съемки, сверкали вспышки фотоаппаратов, поблескивали объективы телекамер, все кричали, «зеленые повязки» и полиция пытались как-то защитить его от напирающей толпы. Дженни увидела его на какое-то мгновение – недвижимого кумира посреди бушующего неистовства, – потом людская масса поглотила его.

Дженни потягивала свой мартини, вспоминая; ее глаза неотрывно смотрели на радиоприемник, она пыталась усилием воли заставить передачу возобновиться, пыталась стереть из памяти тот день и речь Хомейни на кладбище Бехеште-Захра, выбранном для этой цели, потому что там были похоронены столь многие из тех, кто погиб в «кровавую пятницу», – он называл их мучениками.

Стереть из памяти увиденные ими позже телевизионные кадры с бушующим морем тел, окружавшим кортеж автомобилей, который продвигался вперед буквально по дюймам – все соображения безопасности безнадежно утрачены, – десятки тысяч мужчин, женщин, молодых людей, кричащих, толкающихся, дерущихся, чтобы пробраться поближе к нему, карабкающихся со всех сторон на микроавтобус «шевроле», в котором он ехал, пытающихся дотянуться до него, коснуться его; сам аятолла сидит на переднем сиденье с видимым спокойствием, время от времени вздымая руки навстречу этому поклонению. Люди ползут по капоту, по крыше, плача и крича, взывая к нему, отпихивая и сталкивая других, кто пытается забраться на автомобиль, водитель совершенно не видит дороги, то резко тормозит, чтобы стряхнуть народ, то вдруг жмет на газ, слепо посылая машину вперед. Стереть из памяти кадры с юношей в грубом коричневом костюме, который взобрался на капот, но прочно ухватиться не смог и медленно сполз под колеса.

Таких, как этот юноша, были десятки. В конце концов «зеленые повязки» пробились к автомобилю, окружили его и вызвали по рации вертолет; она помнила, как этот вертолет быстро и безжалостно опустился прямо в толпу, которая подалась прочь от вращающихся лопастей, повсюду тела, повсюду раненые, потом – аятолла, шагающий в центре кольца из своих стражей ислама, бесстрастный, со строгим лицом, вот ему помогают сесть в вертолет, и вертолет взмывает в небо под нескончаемые «Аллаху-у-у акбар… Ага ухмад…».

– Я налью себе еще, – сказала она и поднялась, чтобы унять дрожь. – Тебе что-нибудь принести, Дункан?

– Спасибо, Джен.

Она направилась к кухне за льдом.

– Чарли?

– Я в порядке, Дженни, я сам потом налью.

Она замерла, когда радио вдруг очнулось и заговорило громко и чисто: «…Китая сообщает о серьезных стычках на границе с Вьетнамом и осуждает эти нападения как новое свидетельство советской гегемонии: во Франц…» Сигнал снова исчез, оставив в динамиках один треск.

Через секунду Петтикин заговорил:

– Я выпил в клубе по дороге сюда. Среди журналистов ходят слухи, что Бахтияр готовится к решающей схватке. Еще говорят, что в Мешхеде идут настоящие бои после того, как толпа вздернула начальника полиции и с полдюжины его людей.

– Ужасно, – сказала она, возвращаясь из кухни. – Кто контролирует эти толпы, Чарли, кто в действительности управляет ими? Коммунисты?

Петтикин пожал плечами: