Дело Ливенворта (сборник) - Анна Грин (1926)

И вот когда интерес достиг пика, когда полог тайны, окутывавший эту страшную трагедию, казалось, вот-вот будет приподнят, если не сорван, меня охватило желание убежать, покинуть это место и не знать больше ничего. Не то чтобы я ощущал какой-то особенный страх того, что эта женщина выдаст себя. Холодное спокойствие ее сделавшегося теперь неподвижным и бесстрастным лица являлось порукой тому, что подобной катастрофы не произойдет. Однако если подозрения ее сестры были плодом не только неприязни, но и осведомленности; если этот прекрасный лик в действительности был лишь маской, и Элеонора Ливенворт была той, кем выставляла ее сестра, – а ее собственное поведение, похоже, указывало именно на это, – мог ли я сидеть там и наблюдать, как страшный змей лжи и греха выползает из лона этой белой розы?! И все же очарование неизвестности таково, что хотя я и увидел на многих окружавших меня лицах чувства, сходные с моими, ни один человек из этого собрания, и я в наименьшей степени, не выказывал желания уйти.

Коронер, на которого белокурая красота мисс Мэри явно произвела большее впечатление, чем внешность мисс Элеоноры, был единственным в комнате, кто в этот миг остался равнодушен. Обратив на свидетельницу почтительный, но не без суровости взгляд, он начал:

– Мне говорили, что вы были вхожи в семью мистера Ливенворта с детства. Это так?

– С десяти лет, – последовал тихий ответ.

Впервые я услышал голос мисс Элеоноры, и он удивил меня. Голос ее был таким похожим и одновременно таким не похожим на голос сестры. Тон его был таким же, но ему не хватало выразительности, если так можно сказать: он звучал, не тревожа слуха, и затихал без эха.

– Мне говорили, что с этого возраста к вам относились как к дочери.

– Да, сэр, как к дочери. Мистер Ливенворт для обеих нас был больше чем отец.

– Насколько я понимаю, вы с мисс Мэри – двоюродные сестры. Когда она попала в семью?

– Примерно в то же время. Одно бедствие забрало наших родителей. Если бы не дядя, нам бы пришлось выживать самим. Но он… – Тут мисс Элеонора замолчала, ее губы задрожали. – Но этот добрейший человек принял нас в семью и дал нам то, что мы обе потеряли: отца и дом.

– Вы говорите, он стал отцом для вас и вашей сестры… Что он удочерил вас. Вы хотите этим сказать, что он не только окружил вас роскошью, но и дал вам понять, что после его смерти положение не изменится? Короче говоря, что он собирался оставить вам какую-то часть своей собственности.

– Нет, сэр, мне с самого начала дали понять, что его собственность будет завещана моей сестре.

– С вашей двоюродной сестрой у него родственные связи были не ближе, чем с вами, мисс Ливенворт. Он когда-нибудь называл причину подобной несправедливости?

– Кроме удовольствия поступить так, никакой, сэр.

Ответы мисс Элеоноры до этого были настолько прямолинейны и полны, что доверие к ней мало-помалу начало занимать место довольно тревожных сомнений, которые с самого начала окружали имя и личность этой женщины. Но после этого признания, произнесенного спокойным, бесстрастным голосом, не только присяжные, но и я сам, имевший куда более веские основания не доверять мисс Ливенворт, почувствовал, что в ее случае подозрение должно быть снято из-за полного отсутствия мотива, на что столь ясно указал этот ответ.

Тем временем коронер продолжал:

– Если дядя был так добр с вами, как вы утверждаете, вы, должно быть, очень привязались к нему?

– Да, сэр.

Ее губы неожиданно сжались в решительную линию.

– Значит, его смерть стала для вас большим потрясением?

– Очень, очень большим потрясением.

– Настолько большим, что при первом взгляде на тело вы потеряли сознание?

– Да.

– Но вы, похоже, были готовы к этому.

– Готова?

– Слуги говорят, что вы очень разволновались, когда обнаружили, что дядя не вышел к завтраку.

– Слуги?!

Казалось, ее язык расколол свод рта, она говорила с большим трудом.