Дело Ливенворта (сборник) - Анна Грин (1926)

– Да, моя комната ближе к лестнице, чем ее. Если бы она проходила мимо моей двери, я бы услышала, как вы не понимаете?

А-а, всего-то…

– Этого недостаточно, – вздохнул я. – Можете еще что-нибудь добавить?

– Я бы сказала все, что нужно, – прошептала она.

Я отпрянул. Да, эта женщина не остановилась бы перед ложью, чтобы спасти сестру, и лгала во время допроса. Но если тогда я был ей благодарен, то теперь пришел в ужас.

– Мисс Ливенворт, – сказал я, – ничто не оправдывает человека, который нарушает законы собственной совести, даже спасение того, кого мы не так уж и любим.

– Ничто? – повторила она. Губы ее поджались и задрожали, прелестная грудь начала вздыматься, и она отвернулась.

Если бы красота мисс Элеоноры поразила меня меньше, если бы ее ужасающее положение пробудило в моем сердце меньше волнения, с той минуты я был бы конченым человеком.

– Ничего такого уж плохого у меня на уме не было, – продолжила мисс Ливенворт. – Не думайте обо мне плохо.

– Нет-нет! – воскликнул я, и нет в мире такого мужчины, который не произнес бы того же на моем месте.

Что еще мы могли сказать друг другу, я не знаю, потому что в эту секунду дверь комнаты отворилась и вошел человек, в котором я узнал мужчину, незадолго до этого ушедшего следом за Элеонорой Ливенворт.

– Мистер Грайс, – сказал он, остановившись у двери, – можно вас на пару слов?

Сыщик кивнул, но не поспешил к нему, а наоборот – неторопливо отошел в противоположный конец комнаты, где снял крышку с чернильницы, которую видел там, пробормотал в нее что-то нечленораздельное и снова закрыл. В тот же миг меня охватила странная фантазия: мне подумалось, что если сейчас прыгнуть к чернильнице, открыть ее и заглянуть внутрь, то я услышу тайное послание, которое мистер Грайс ей вверил. Но я сдержал этот глупый порыв и удовлетворился наблюдением за смиренным выражением лица, с которым сухопарый подчиненный ждал приближения старшего.

– Что случилось? – осведомился последний, подойдя наконец к нему.

Человек пожал плечами и увлек начальника в открытую дверь. Оказавшись в зале, они заговорили шепотом, и поскольку были видны только их спины, то я повернулся к своей собеседнице. Она была бледна, но спокойна.

– Он от Элеоноры?

– Не знаю. Боюсь, что да. Мисс Ливенворт, – продолжил я, – возможно ли, что ваша сестра имеет что-то, что хочет скрыть?

– Значит, вы думаете, она что-то пытается скрывать?

– Я этого не говорю. Но было столько разговоров о какой-то бумаге…

– У Элеоноры они никогда не найдут никакой бумаги. И вообще ничего подозрительного, – прервала меня Мэри. – Начать с того, что там вообще не было никаких бумаг, важных настолько, – тут я заметил, что мистер Грайс вдруг замер, – чтобы кому-то пришло в голову выкрасть их и спрятать.

– Вы в этом уверены? А что, если вашей сестре известно что-то…

– Ей ничего не известно, мистер Рэймонд. Мы жили обычной, размеренной жизнью, и я не понимаю, почему все об этом говорят. Дядя несомненно погиб от руки злоумышленника. То, что из дома ничего не пропало, не доказывает того, что в него не проник грабитель. А что до запертых окон и дверей – вы что, готовы безоговорочно верить в таком важном деле каждому слову слуги ирландца? Я нет. Я думаю, что убийца – один из банды грабителей, которые живут тем, что вламываются в чужие дома, и если вы не можете согласиться со мной, то попытайтесь хотя бы признать, что такое объяснение вполне возможно. Если не ради семьи, то хотя бы… – И она обратила ко мне свое лицо во всей его волшебной красоте: глаза, щеки, губы – все столь изысканно, столь прелестно. – То хотя бы ради меня.

Мистер Грайс повернулся к нам.

– Мистер Рэймонд, не могли бы вы пройти со мной?

Радуясь представившейся возможности как-то выйти из создавшегося положения, я поспешно повиновался.

– Что случилось? – спросил я.