Чтец - Трейси Чи (2016)

Когда на цыпочках Сефия вошла в дом, сами стены словно стали обрушиваться. Одна за другой рассыпались панели и балки, падая с шумом и грохотом на деревянный пол и кожаные кресла, на стоящие по углам вазы и незажженные лампы. А затем и сама мебель принялась сморщиваться; шелк на коврах тускнел и обращался в пыль, пока весь дом, который она знала и любила – все эти медные горшки в кухне, полог над кроватью родителей, обеденный стол, сделанный из дуба и скрепленный железными болтами, – не растворился окончательно, и единственным, что осталось на вершине холма, была сама Сефия и тело ее отца.

Ей даже не нужно было присматриваться, тем более что присматриваться она была не в состоянии. Она узнала его по домашним меховым туфлям, по покрою его штанов, по поношенному свитеру, который был ему слегка велик. Она узнала его, даже не посмотрев в лицо, поскольку у него не было лица.

Убийцы отца не просто лишили его жизни. Они его разрушили. Забрали ногти, коленные чашечки, ушные раковины, глаза и язык. Забрали многое другое, но Сефия была не в состоянии смотреть на кровь, на обнаженные волокна мышц и сухожилий.

Ее отец.

Сефия отшатнулась, чувствуя, как скручиваются жгутами ее внутренности. Было настолько холодно, что она с трудом дышала.

Она жадно хватала ртом воздух, но воздух отказывался проникать в ее легкие.

Ее отец!

Пошатываясь, Сефия подошла к камину, чтобы открыть потайную дверь. Раздался мягкий щелчок, и ряд камней скользнул внутрь стены. Она вошла, закрыв за собой дверь, и спустилась по крутым ступенькам в свою спальню, о существовании которой, как и задумали родители, никто не знал. В подвале не было окон, и Сефия пробралась через стулья и игрушки, которые казались раньше такими знакомыми, а теперь стали причиной пораненных пальцев и содранной кожи.

Даже не подозревая об этом, она всегда готовилась к чему-то подобному. Когда жива была мать, они вместе повторяли этот маршрут, а когда матери не стало, отец заставлял ее проделывать его много раз. В некоторые дни она так часто спускалась по этой лестнице, что даже видела их перед глазами, когда засыпала. Ее так хорошо натренировали, что она представляла себе очередной шаг еще до того, как его делала.

Пошарив перед собой, Сефия нащупала ладонью набалдашник на деревянной ножке кровати и начала откручивать его. Внутри находился еще один ключ – серебряная вещица в форме цветка, которую можно было бы принять за детскую игрушку. Этот ключ открывал вторую потайную дверь, в северной стене.

Она открыла и, закрыв дверь за собой, вползла в черную, в форме куба, комнатку – размером не больше, чем маленький погреб. И уже там она расплакалась. Она плакала до тех пор, пока у нее не заболела голова, а перед глазами не запрыгали яркие пятна. Она плакала то громко, надеясь, что кто-то ее услышит, то тихо, боясь того же самого. Плакала так долго, что почти забыла про изуродованное тело, лежащее наверху. А когда вспоминала, слезы вновь заливали ее лицо.

Вероятно, Сефия забылась сном, потому что, когда несколько часов спустя она очнулась, глаза ее так опухли, что она не могла их открыть, а нос едва мог дышать. Проглотив подступающие рыдания, она, превозмогая боль в затекших конечностях, встала и приложила ладони к каменной стене.

К последней секретной комнате ключа не было. Нин устроила так, что войти в нее можно было, лишь нажав в определенной последовательности на камни стены. И, хотя родители много раз репетировали с Сефией этот маршрут, делали они это всегда при свете лампы из ее спальни. Спускайся в погреб и жди – таков был план. Они знали, что за ними обязательно придут, но надеялись, что один из них непременно выживет.