Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел (2013)

На вопрос о том, что могло бы иметь абсолютную ценность, быть целью само по себе, Кант отвечает: человечество. «Я утверждаю, что человек и вообще всякое разумное существо существует как цель сама по себе, а не только как средства для любого применения со стороны той или другой воли»[177]. Кант напоминает: это фундаментальное различие между личностями и вещами. Личности — рациональные, мыслящие существа. Они обладают не только относительной ценностью, но, если угодно, и абсолютной ценностью; ценностью, внутренне присущей людям. То есть мыслящие существа обладают достоинством.

Размышления в этом ключе приводят Канта ко второй формулировке категорического императива: «Совершая поступки, всегда исходи из отношения к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого как к цели и никогда — как к средству»[178]. Это — формула человечества как цели.

Снова рассмотрим ложное предположение. Вторая формулировка категорического императива помогает нам понять, с несколько иной точки зрения, почему это предположение неправильно. Когда я обещаю кредитору погасить долг, я надеюсь занять деньги, зная, что не могу вернуть долг, я манипулирую кредитором. Я использую его как средство восстановления своей платежеспособности, а не отношусь к кредитору как к цели, которая заслуживает достоинства.

Обратимся к примеру самоубийства. Интересно заметить, что и убийство, и самоубийство противоречат категорическому императиву, причем по одной и той же причине. Мы часто рассматриваем убийство и самоубийство как поступки, в моральном отношении коренным образом различные. Убийство другого человека — это лишение его жизни против его воли, а самоубийство — вопрос выбора, который делает сам человек, решающийся свести счеты с жизнью. Но выдвинутая Кантом идея отношения к человечеству как к цели отвергает убийство и самоубийство на одном основании. Если я совершаю убийство, я отнимаю чью-то жизнь в моих собственных интересах — скажем, для того чтобы ограбить банк или упрочить свою политическую власть или чтобы дать выход своему гневу. Я использую жертву как средство и отказываюсь относиться к этому человеку как к человечеству, как к цели. Вот почему убийство нарушает категорический императив.

По Канту, точно так же нарушает категорический императив и самоубийство. Если я кончаю с жизнью, избегая предсмертных мучений, я используя себя как средство избегания этих мучений. Но, как напоминает нам Кант, личность — не предмет, «не что-то, что можно использовать просто как средство». Права распоряжаться человечеством в лице самого себя у меня не больше, чем права распоряжаться человечеством в лице кого-либо другого. Для Канта самоубийство неправильно по той же причине, по какой неправильно убийство. Человек, совершающий и убийство, и самоубийство, относится к личностям как к предметам и не уважает человечество само по себе как цель[179].

Пример с самоубийством обнаруживает отличительную особенность того, что Кант называет обязанностью уважать людей-собратьев. По мнению Канта, уважение к самому себе и уважение к другим людям проистекает из одного и того же принципа. Долг уважения — это долг по отношению к людям как к мыслящим существам, как к носителям человечности. Этот долг не имеет ни малейшего отношения к конкретным личностям.

Между уважением и другими формами человеческой привязанности есть разница. Любовь, симпатия, солидарность, товарищество — нравственные чувства, которые сближают нас с некоторыми людьми больше, чем с другими. Но причина, по которой мы должны уважать достоинство личностей, не имеет ничего общего с любыми особенностями людей. Кантианское уважение отличается от любви. Оно не похоже на симпатию. Оно не похоже на солидарность или товарищеские чувства. Эти причины заботы о других людях имеют отношение к особым качествам людей. Мы любим своих жен или мужей и членов своих семей. Мы чувствуем симпатию к людям, с которыми можем идентифицировать себя. Мы чувствуем солидарность с друзьями и товарищами.