Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел (2013)

Неприятие Кантом проституции и случайного секса проявляет контраст между автономией, как ее понимает Кант (а он понимает ее как свободную волю разумного существа), и личных актов согласия. Нравственный закон, к которому мы приходим посредством актов нашей воли, требует, чтобы мы никогда не относились к человечеству (в нашем собственном лице и в лице других людей) только как к средству, но как к цели самой по себе. Хотя это моральное требование основано на автономии, оно исключает совершение определенных актов между согласующимися с этими актами взрослыми людьми, а именно актов, противоречащих человеческому достоинству и уважению к себе.

Кант приходит к выводу, что только секс в браке может избавить «человечество от унижения». Только когда две личности отдают друг другу себя без остатка, а не только для использования сексуальных способностей, секс может не вызывать возражений. Только если оба партнера делят друг с другом «личность, тело и душу в радости и в горе», сексуальность супругов может привести к «союзу человеческих существ»[194]. Кант не говорит, что каждый брак создает подобный союз. И он, возможно, ошибался, полагая, что подобные союзы не могут возникнуть вне брака или что сексуальные отношения вне брака не сопряжены с чем-то иным, кроме сексуального удовлетворения. Но представления Канта о сексе акцентируют разницу между двумя идеями, которые часто смешивают в современных спорах, — различие между этикой ничем не ограниченного согласия и этикой уважения автономии и достоинства личности.

Что неправильного во лжи, сказанной убийце?

В вопросе лжи Кант занимает очень жесткую позицию. В «Основах метафизики нравственности» ложь служит главным примером безнравственного поведения. Но предположим, что в вашем доме скрывается ваш друг, а на пороге дома появляется ищущий его убийца. Разве не правильно солгать убийце? Кант говорит: неправильно. Человек обязан говорить правду, независимо от последствий такого поведения.

Бенжамен Констан, французский мыслитель и современник Канта, ставит эту жесткую, не допускающую компромиссов позицию под сомнение. Обязанность говорить правду, утверждает Констан, применима только к тем, кто имеет право на правду, а убийца явно правды не заслуживает. Кант ответил, что ложь убийце неправильна не потому, что вредит ему, а потому, что нарушает принцип права: «Правдивость в показаниях, которых никак нельзя избежать, есть формальный долг человека по отношению ко всякому, как бы ни был велик вред, который произойдет отсюда для него или для кого другого»[195].

Надо признать, что оказание помощи убийце в исполнении его злодеяния — весьма существенная «неприятность». Но вспомните: для Канта нравственность не имеет отношения к последствиям; нравственность — вопрос принципа. Невозможно контролировать последствия своего поступка (в данном случае последствия правдивого ответа на вопрос убийцы), поскольку последствия обусловлены множеством изменчивых обстоятельств. Все, что вы знаете, это то, что ваш друг, опасающийся встречи с убийцей, уже ускользнул из вашего дома через заднюю дверь. Причина, по которой вы должны говорить правду, заявляет Кант, состоит не в том, что убийца имеет право знать правду, и не в том, что ложь повредит ему. Причина в том, что ложь, любая ложь, разрушает источник права… Таким образом, правдивость есть «священная, безусловно повелевающая и никакими внешними требованиями не ограничиваемая заповедь разума: во всех показаниях быть правдивым (честным)»[196].

Такая позиция кажется странной и экстремальной. Разумеется, у нас нет моральной обязанности рассказывать штурмовикам-нацистам о том, что на чердаке прячутся Анна Франк и члены ее семьи. Представляется, что настойчивое требование Канта говорить правду появившемуся у вас на пороге убийце либо неверно применяет категорический императив, либо доказывает свою несостоятельность.