Записки следователя [илл. В.Кулькова] - Бодунов Иван Васильевич, Рысс Евгений Самойлович (1966)

На бирже труда Пантелеев часто сидел с другим безработным, Гавриковым. Гавриков тоже не имел специальности и пытался найти место чернорабочего. Впрочем, однажды он решил обмануть судьбу и сунулся в другое окошечко, где регистрировали счетных работников. Ничего, конечно, из этого не получилось. У Гаврикова потребовали документы об образовании или, по крайней мере, справку с прежнего места работы.

По-прежнему сидели рядышком на скамейке двое безработных, и им казалось, что мир вокруг них чудовищно несправедлив. В мире существуют вкусная еда, красивая одежда, веселые развлечения. Но ими пользуются торговцы и спекулянты, а они, честные, хорошие люди, всего этого лишены.

Впрочем, Пантелеев иногда высказывал и другую точку зрения. Он говорил, что богатые справедливо богаты и что они с Гавриковым справедливо бедны. «Если человек богат,- говорил он,- значит, сумел разбогатеть, а мы, Митя, с тобой дураки. Мы, Митя, не можем добыть себе деньги, значит, и не заслуживаем». Митя спорил, говорил, что это не по их вине, а от плохого устройства мира. Но какой бы точки зрения ни держаться, одно было бесспорно: оба они были безнадежно бедны.

Однажды Гавриков сказал:

— Знаешь что, Леня, есть у меня двое знакомых — Раев и Осипов. Раев мне даже родственник. Люди они богатые — может, посоветуют нам чего. Давай сходим.

Раев и Осипов были действительно богатые люди. Это чувствовалось и по одежде, и по уверенному их поведению, да и по осиповской квартире, в которой была назначена встреча. Пантелеева, человека наблюдательного, неприятно поразило, что они все время переглядывались, как будто взглядами обсуждали друг с другом, что ответить на заданный им вопрос. Они как будто не слышали рассуждений Гаврикова о безысходной нищете, в которой они с Пантелеевым завязли, о том, что им нужен совет умного человека, намеков его на то, что, мол, у таких людей, как Осипов и Раев, есть, наверно, связи, что, может, они бы посоветовали какому-нибудь своему приятелю, владельцу магазина или фабрики, принять их, Гаврикова и Пантелеева, на работу. А они бы уж, Гавриков и Пантелеев, отблагодарили за это. И верною службой отблагодарили бы, и если надо, то с получки презентовали бы чего-нибудь.

Раев и Осипов как будто не слышали всех этих жалоб и просьб и все время рассказывали о каком-то своем хорошем знакомом, крупном профессоре, у которого огромный частный прием, а в свое время была даже собственная лечебница. Гавриков снова начал жаловаться, а Осипов снова его перебивал и начинал рассказывать, какая у профессора богатая квартира и сколько у профессора бриллиантов и золота, не говоря уж о шубах и костюмах. Потом Осипов увел Гаврикова в другую комнату и долго с ним о чем-то шептался, а потом Пантелеев, решивший, что толку от этого визита не будет, что никто их на работу не порекомендует, рассердился, встал и заторопил Гаврикова.

Когда они вышли на улицу, был уже вечер. Они шли по темному переулку. Пантелеев негодовал против наглых богачей, которые заставили их зря просидеть вечер и даже чаю не предложили, а Гавриков молчал и, только когда они вышли на мост, совершенно пустой в этот вечерний час, остановил Пантелеева и сказал шепотом:

— Они предлагают профессора этого ограбить. Человек он богатейший, а они все нам расскажут: и где у него ценности, и как войти в квартиру. Мы им за это одну пятую отдадим, но они клянутся, что богатства там большие.

— Подумаю,- коротко сказал Пантелеев.- Значит, завтра на бирже.

Он быстро простился и зашагал по улице, невысокий, худощавый, в кожаной куртке, оставшейся у него еще со времени службы в органах.

На следующий день Пантелеев сказал, что он согласен, и вечером они сидели на квартире у Осипова и обсуждали план ограбления.