В угрозыске Пантелееву перевязали рану. Опасности не было никакой. Рана даже не мешала ему спокойно двигать рукой. Васильеву сообщила о том, что Пантелеев задержан, сразу же. Первый допрос назначили на утро. Допрашивать должны были двое, Васильев и Сергей Иванович Кондратьев, опытный и умелый оперативник. Васильев был совершенно уверен, что допрос будет очень трудный. Конечно, Пантелеев будет лгать, изворачиваться, придется вызывать свидетелей, устраивать очные ставки, уличать в каждой мелочи. Надо было хорошо подготовиться к допросу. Весь вечер Васильев просидел, листая и запоминая дело Пантелеева. Да, такое дело уже было, и папка получилась довольно толстая. Редко удается до ареста преступника завести на него такое большое дело. Преступник темнит, скрывает свое имя, неизвестно, в каком преступлении он участвовал, а в каком нет. Но Пантелеев всегда сам себя называл, так что можно было сразу сгруппировать совершенные им ограбления. Васильев и так помнил их все наперечет, но все-таки хотел освежить в памяти.

И вот ввели Пантелеева. Внешне он был совершенно спокоен. Так же были внешне спокойны Васильев и Кондратьев. Васильев предложил Пантелееву папироску, дал прикурить, и они сделали по нескольку затяжек, прежде чем Иван Васильевич заговорил. Он заметил за это время, что Пантелеев курит так, как обычно курят люди, не привыкшие курить. Он не затягивался. Он выпускал дым, просто подержав его во рту. Значит, волнуется, подумал Васильев, иначе зачем некурящий взял бы папиросу.

— Фамилия? — спросил он.

— Пантелеев.

— Имя, отчество?

— Леонид Федорович.

— Возраст?

— Двадцать четыре года.

Пантелеев отвечал спокойно, не думая, и, если бы не то, что он часто подносил ко рту папиросу, никак нельзя было бы предположить, что он волнуется.

Он протянул руку и стряхнул пепел в пепельницу, стоявшую на столе. Рука не дрожала.

И вот Пантелеев начал рассказывать. Он рассказал о том, что работал в ГПУ, спокойно рассказал, как он попал в облаву в притоне и как его за это выгнали из ГПУ, назвал адрес притона, хотя это не имело значения, потому что притон был уже раскрыт и Васильев сам прекрасно знал его бывший адрес. Рассказал про свои мытарства па бирже труда, про свою дружбу с Гавриковым. Это тоже не имело значения, потому что Гавриков был задержан вместе с ним.

Потом рассказал об ограблении профессора.

— Кто вас навел? — спросил Васильев.

— На бирже какие-то люди разговаривали о том, что профессор богато живет.

— Что же, вы и адрес спросили?

— Фамилию они назвали, имя, отчество, а адрес я потом в телефонной книжке нашел.

— Но ведь вам надо было узнать, когда он дома, кто остается в квартире, когда его нет.

— А мы с Гавриковым два дня последили. Дело нехитрое.

И Кондратьев и Васильев понимали, что Пантелеев врет. Были наверняка наводчики. Как важно узнать, кто они! Но опровергнуть Пантелеева невозможно. Все убедительно в его показаниях.

Пантелеев подробно, спокойно и с юмором рассказал, как он грабил профессора и как он грабил Ростовцева, которого знал, потому что видел несколько раз в театре и сообразил, что такой хороший артист зарабатывает, наверно, много.

— Адрес узнали по телефонной книжке? — с издевкой в голосе спросил Васильев.

— А где же еще? Конечно, по телефонной книжке.

Подтекст этого короткого обмена репликами был гораздо большим, чем высказано было словами. Васильев, в сущности, спросил: значит, так и будете морочить мне голову, что не было у вас никаких соучастников? Пантелеев, в сущности, ответил: так и буду. Про себя все расскажу, а других не назову никого.