Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл (2004)

– Его славу? Или свою собственную? – Ахия смотрел в холодные глаза царя и видел там лишь отрицание. – Я понял, что царь не будет слушать, – в тишине слова Ахии падали, словно камни, – но помни, Соломон, сын Давида: что Яхве дал, то Он может забрать по воле Своей. Ты всего лишь человек. Внемли и покорись, пока не стало слишком поздно.

На этот раз Ахия не дал Соломону возможности ответить. Он повернулся спиной к нему и пошел прочь.

Позади он услышал вопрос Аминтора Критского:

– Царь мой и господин, как ты терпишь этого неряху? Одно твое слово – и пять-шесть моих людей с радостью…

– Нет! Он пророк, нельзя подступать к нему в гневе.

– …искупают его, – без запинки закончил Аминтор.

Удаляясь, Ахия слышал смех царя Соломона.

Праведный гнев испепелял кости Ахии, ведя его сквозь тени и свет, пока пророк не оказался перед большими воротами царского дворца. Здесь его оставили силы. Внезапно почувствовав изнеможение, Ахия сел под оливковым деревом, прижав кулак к груди, – там, под сердцем, пылала боль. Царь Соломон отказался внять ему, и это было плохо, но хуже того – он смеялся.

«Смеялся надо мной. Надо МНОЙ, голосом Яхве. Когда-то он не осмелился бы. Когда-то пророков превозносили, им внимали, их боялись. А теперь…

А теперь никто не внимает моим словам, и грешники высмеивают волю Яхве».

Уже не в первый раз Ахия пожалел, что не родился сто лет назад, в те дни, когда правил великий пророк Самуил – неоспоримый голос Господа Саваофа. Самуил назначал царей. И низвергал их.

Но с тех пор случилось так, что власть ускользнула из рук пророков. Теперь правили цари и первосвященники, богатые лентяи, заботившиеся лишь о собственных желаниях и выдававшие их за непогрешимость и благочестие.

Ахия знал, что они заблуждаются. «Путь богатства – для скудоумных». Для скудоумных и грешников. Он резко поднялся и, выйдя из дворцовых ворот, двинулся вниз по склону холма на главную торговую улицу. На его лице застыло жесткое выражение, взгляд стрелой летал по сторонам, отмечая на пути каждый признак упадка и греха.

Вон мужчины якшаются с язычниками, торгуются, уступая свое достоинство и глумясь над законами Яхве. Вон женщины щеголяют серебряными и золотыми уборами. Женщины, чьи накрашенные лица кричат об их испорченности. Люди, наслаждающиеся грехом и заблуждением.

И вдобавок ко всему этому повсюду высились храмы. «Дома гнусного святотатства». Храмы бесчисленных чужеземных богов так и кишели в Иерусалиме. Сюда хлынули полчища чужестранцев, поклонявшихся идолам, ведь теперь в городе, который Яхве отдал в руки царя Давида, заботились больше о прибыли, чем о Боге, которого стали называть просто Господом, говоря, что имя его слишком священно, чтобы поминать.

«Лицемеры. Они не поминают Его имя, потому что страшатся взывать к Нему, страшатся навлечь на себя Его гнев. Люди Яхве должны увидеть, какая пропасть разверзлась у их ног, и отступить, пока не пали окончательно».

Этот страх мучил Ахию больше всего, бесконечной болью выкручивая кости. «Они видят уныние духа и называют его добрым знаком. Они принимают зло, называя добродетелью. И Яхве покарает их за это». Если он, Ахия, не сможет вернуть народ Яхве к суровому уговору с Богом, гибель падет не только на их головы, но и на него.

Если он не справится, то царство разлетится вдребезги. Яхве не потерпит непокорного народа. «Если я не справлюсь, мой народ уничтожит себя. Если я не справлюсь…»

Он оказался перед портиком здания, которое, судя по пурпурным колоннам, служило домом богине Атаргатис. Между колоннами стояла женщина. Губы ее пятнал красный, а веки – зеленый цвет. На лбу был нарисован синий трезубец. Улыбнувшись, она поманила к себе Ахию:

– Кажется, что-то тревожит тебя, друг. Входи, и пусть Атаргатис Ликующая утешит тебя.