Украденный бриллиант - Жюльетта Бенцони (2016)

Услышав о чае, Лиза едва не скривилась. Она, как и Альдо, терпеть не могла «британский брандахлыст», предпочитая ему итальянский кофе, горячий и бархатистый.

Покинув Королевскую академию художеств, Лиза взяла такси и назвала шоферу адрес Мэри.

Мужем подруги был Дональд Макинтайр, сын генерала Макинтайра. Когда муж приезжал из Индии, он и Мэри занимали апартаменты в доме генерала, отведенные им своему наследнику. Кроме внушительного особняка на Портленд-Плейс в Лондоне у отца Дональда был еще родовой замок в Шотландии. Но Мэри нравилось жить в Челси, старинном лондонском квартале, где поселилось немало артистов и художников. Французам Челси казался подобием Монпарнаса, слившегося с Сен-Жермен-де-Пре[12]. Мэри купила в Челси очаровательный особнячок из розового кирпича по соседству с Чейни-Уок и прогулочной аллеей вдоль Темзы и устроила в нем мастерскую. Она не подозревала, что второй такой особнячок, только еще более старинный, который был построен Екатериной Брагансской[13] и в котором когда-то жил художник Данте Габриэль Росетти, приобрел Адальбер Видаль-Пеликорн.

Случилось это, когда была найдена гробница Тутанхамона – величайшее потрясение для египтологов всего мира, – и Адальбер, не захотев увеличивать число постояльцев «Савоя», но страстно желая наблюдать вблизи за всеми событиями, перенес свои пенаты в Лондон.

Мэри была слишком занята живописью и понятия не имела, что делается у нее в квартале, но Лиза знала о покупке побратима, потому что у Альдо в особняке друга появилась своя комната. Потом Адальбер пережил очень печальную историю, занимаясь поисками химеры Борджа. Бедный египтолог чуть ли не навсегда поссорился со своим побратимом, став рабом обольстительной Лукреции Торелли[14], чья красота и дивный голос могли сравниться лишь с ее жестокостью и низостью. Особняк стал свидетелем многих драматических моментов. Избавившись от наваждения, Адальбер запер свой лондонский дом на ключ, предварительно сделав в нем ремонт, чтобы уничтожить все следы трагедии своей жизни…

От мужа Лиза знала, что Адальбер не продал свой особняк и не сдавал его, он стоял запертым, и Альдо, когда ездил по делам в Лондон, останавливался по-прежнему в «Ритце».

В своем особняке Мэри, на первом этаже, устроила для себя мастерскую, просторную, светлую, с окнами на север. Мягкий свет падал на помост и старинное кресло, предназначенное для моделей. Второе такое же стояло возле мягкого дивана. В напольной китайской вазе пламенели розы, расставленные здесь и там, изящные безделушки не скрывали, что хозяйка мастерской – женщина.

Четыре спальни, гостиная, столовая и библиотека с богатейшей коллекцией книг по искусству – вот жилое пространство художницы Мэри Уинфельд.

За порядком в доме следил Тимоти, мужчина пятидесяти лет с величественной осанкой. Он умел принять любое высочество согласно протоколу и с должной эффективностью избавиться от назойливых любопытных, желавших пообщаться с «великим художником», а таких, надо сказать, было совсем немало.

Вторым лицом в доме была Гертруда, подававшая чай в любое время дня и ночи, чей талант к изготовлению всевозможных булочек неизменно радовал Мэри и ее редких гостей.

Третьим лицом была Мэйбл, горничная, невообразимо гордая тем, что приближена к знаменитой художнице, и поэтому преданная своей хозяйке душой и телом.

Дополняла штат прислуга, приходящая убираться.

Лиза заменила чашку чая согревающей рюмкой виски и погрузилась в чтение последних «критических» статей. Она продолжала читать, когда вернулась Мэри и устало опустилась в кресло напротив нее, тоже попросив принести ей рюмку виски.

– Не знаю, правильно ли я сделала, отправив тебя домой, – начала со вздохом Мэри, пригубив напиток. – Представь себе, Академия художеств неожиданно стала сценой самых неожиданных событий!

– Ничуть не удивлена. Уверена, что причиной тому невыносимая леди Ава.

– Конечно! Но она встретила достойного соперника.