Дым - Дэн Вилета (2016)

— У меня необычная судьба, мистер Купер. Я не такой, как остальные. Всю свою жизнь я не понимал почему. А она сказала мне, что в этом есть смысл, что у меня есть свое предназначение. — Он застенчиво улыбается. — Это было дурно, да, мистер Купер? Почти грешно.

— Дурно? — эхом отзывается Чарли, говоря уже не с Гренделем, а с самим собой, перебирая в своей голове мысли, непостижимым образом связывающие Гренделя с его, Чарли, отцом. — Так вот в чем дело. Ангел захотел поиграть в порок. Но на самом деле вы на стороне Ренфрю. На стороне рассудка. Он тоже застрелил бы Джулиуса. А другая сторона? Другая сторона подкупила бы свидетелей и замяла бы преступление.

Грендель непонимающе кивает, проходит мимо Чарли, перекидывает перевязь с ребенком за спину и нагибается, чтобы взять на руки леди Нэйлор.

Ливия вмешивается, не позволяя сделать это: она не спешит избавить мать от боли. Она протискивается между Гренделем и леди Нэйлор, заставляя первого отступить, и обхватывает женщину — движимая не дочерней заботой, думает Чарли, а стремлением завладеть вниманием матери.

— Пока мы не ушли отсюда, — начинает она, — пока мы все еще в этой пещере твоей мечты — объясни мне, мама. «Месяц карнавалов», «переосмысленный бог». Прости, но это пустые слова. Объясни мне, как ты видишь перспективу. Другой возможности у тебя не будет.

Пока Ливия говорит, от ее дыхания отлетает завиток дыма. Чарли стоит достаточно близко, чтобы дым попал в его кровь. Сразу становится ясно, о чем просит Ливия. Ей хочется знать, можно ли простить мать, есть ли основания, чтобы оправдать ее. Чарли представляет себе похожую ситуацию: он просит отца объясниться. Тот лишь нахмурится и отошлет сына в его комнату.

Леди Нэйлор не такова. Возбужденная от нарастающей лихорадки, она согласна отвечать, даже хочет этого. Кажется, будто она обращается к трибуналу или к толпе зрителей с места казни, будто речь ее давно заготовлена, причем в нескольких вариантах, и теперь все они льются из нее разом.

— Сам по себе дым — не проблема, — объясняет она, поначалу с паузами, так как ждет, что Чарли наполнит ее бокал вином. — Это в нашей природе: мы дымим. Дым — то, что объединяет нас тысячами невидимых нитей желаний и потребностей. Но вот уже несколько веков мы живем во лжи. Весь мир живет во лжи, но мы на своем маленьком острове погрязли в ней особенно сильно, сотворили из дыма дьявола. Она определяет наш облик, эта ложь, и все наши отношения, между женщинами и между мужчинами, диктует нашу политику, не дает нам шансов измениться.

— Власть, — шепчет леди Нэйлор, — покоится на моральных качествах. Те, кто правит, правят потому, что они лучше своих подданных. Это написано на нашем постельном белье. Этого невозможно отрицать. О, вы скажете, что дело в леденцах, что наша добродетель — фальшивка. Но ложь коренится еще глубже. Мы тратим всю жизнь на то, чтобы научиться не дымить. Ходим в школу, подвергаемся наказаниям, следим за своими словами, поступками, даже за мыслями. И постепенно превращаемся в монашек. Жалких, бесчувственных монашек. Пойманных в ловушку дисциплины, способных на низость, осуждение, жадность — но неспособных любить.

Что до «простых людей», которые якобы должны находиться под нашим управлением, поскольку погрязли в грехе, то они благоговеют перед нами. О, конечно, они насмехаются над нашими манерами, нашей педантичностью и жеманностью. Допускаю, что существуют небольшие очаги сопротивления. Но как можно видеть дым и отрицать его? Если ты видишь, что один человек чист, а другой запятнан грязными желаниями, что первый благоденствует, одарен божьей милостью и вознагражден за свою добродетельность властью и богатством, а второй тянет лямку с утра до ночи, несчастен, голоден, беден, страдает от болезней и плохой гигиены, — если ты видишь все это, как можно не признать превосходство первого и ущербность второго? Как можно не верить, что в наших землях обитают две расы — благословенная и проклятая?