Дым - Дэн Вилета (2016)

— Деревня Ньютон, — говорит он. — Шесть сотен душ, и девять из каждого десятка работают на руднике. Мужчины, женщины, дети. Еле сводят концы с концами, вечно в долгу у лавочника, который их обвешивает. Жена все жалуется, что мы держимся особняком. Тут нет нашей вины, это в деревне не хотят, чтобы мы жили слишком близко. Видите ли, я старшина, как и мой отец. Богатеи — вот кто мы такие. — Мистер Мосли хмыкает. — Правду говорят торговки рыбой: деньги делают тебя одиноким.

Пока это самая длинная речь, которую слышала от него Ливия. Однако ночь слишком темна, чтобы разглядеть выражение его лица, а голос у мистера Мосли слишком ровный, чтобы можно было судить о его чувствах. Он не останавливался, пока говорил, и продолжает шагать, не сводя глаз с тропы. Идущий позади них Чарли занят тем, что поддерживает Томаса, который заваливается на ходу, белый как простыня. Джейк и Фрэнсис убежали вперед, чтобы «все устроить». Ливия не представляет, что это значит. На горизонте, на фоне неба, вырисовывается темный силуэт рудничной башни — кружевная чернота, врезанная в мерцание ночи.

Когда они подходят ближе, из тени выступают другие сооружения. Это сараи, трубы, печи; крытый дранкой барак, из которого сочится желтый свет; медная паровая машина, ощетинившаяся рычагами, приборами, лесенками; крытые отверстия двух рудничных колодцев. При виде последних мистер Мосли велит остановиться. Штабель досок высотой с человека служит им укрытием, прячет от посторонних глаз. Здесь, рядом с рудником, все ночные звуки заглушаются высоким свистом, похожим на скрежет лезвия по стеклу. Он словно создан для того, чтобы проникать в кожу и зубы и отделять их от остального тела. Если человек постоянно слышит этот звук, думает Ливия, он быстро сходит с ума. Она оглядывается в поисках его источника. У нее за спиной Чарли помогает Томасу сесть на землю. Голова и плечи Томаса закутаны в одеяло, раскрытый рот ловит воздух.

Спустя некоторое время Ливия наконец соотносит несносный свист с рудничными колодцами, затем взгляд ее поднимается выше, вдоль двух тонких тросов, и обращается на металлические колеса, венчающие гигантские каркасы двух подъемников, что раскорячились над колодцами наподобие пауков из дерева и стали. Тросы доходят до колес и сбегают вниз, к двум навесам, отстоящим от колес ярдов на десять. Под навесами вращаются громадные барабаны, которые то ли наматывают, то ли разматывают тросы с такой скоростью, что теряется всякое ощущение движения. И поэтому, несмотря на неистовство барабанов, вся сцена выглядит жутковато-неподвижной, а тросы восстают из черных провалов колодцев, словно веревки факира, чьи невидимые пассы нарезают ткань ночи на полоски звука.

Они ждут. Чарли безмолвно подходит к Ливии и встает рядом. Его быстрая, застенчивая улыбка разгоняет ее страх. Наконец в бараке напротив них открывается дверь, образуя прямоугольник света, и из проема выступает человек. Ливия узнает его по походке: это Джейк. Разделяющие их тридцать или сорок ярдов он преодолевает широкими шагами, не сбиваясь на бег, но двигаясь так же быстро, как если бы бежал. Мистер Мосли тут же выводит их из тени штабеля и направляет к колодцам. Когда они вступают под одну из гигантских клетей, ночь сгущается. Между раскинутых опор, обрамленное чем-то вроде деревянной веранды, зияет нутро колодца — безгубая дыра, кирпично-красная, гладкая, испускающая кишечные миазмы, словно животное с расстроенным пищеварением.

Снова большое колесо оборачивается вокруг оси; снова звучит зловещая песнь троса. Потом колодец исторгает из себя клеть, и та повисает над его черным зевом на непрочной нити.

— Быстрее, забирайтесь.