Жнецы - Джон Коннолли (2008)

У Вайса с Блейком музыки в машине не было, а запас общих знакомых давно уже иссяк. Впрочем, их это не заботило. Они были из тех, кто ценит тишину. И пускай ни один вслух в этом не сознавался, но обоим друг в друге импонировала невозмутимая молчаливость. Именно неспособность надолго сохранять спокойствие и неподвижность была одной из причин, по которым Вайс не переваривал Лайнотта. В последний раз их пути сошлись в Чаде, где они номинально сражались на одной стороне, но при этом Вайс считал Лайнотта дилетантом, ворюгой и вообще человеком низменной морали. Хотя сам Вайс, признаться, очень уж легко проникался неприязнью – скажем, он уже сейчас начинал подмечать в дыхании Блейка что-то похожее на сопение, что при всей молчаливости напарника решительно выводило из себя. Бесило то, что с этим ничего нельзя поделать, кроме разве что удушить Блейка, а это вроде как перебор, даже для Вайса.

Случайно или нет, но Блейк ощущал к Вайсу примерно то же самое, только в отличие от него не вспыхивал так быстро. Напарник обернулся к Вайсу.

– Алё, – произнес он, и тут стекло возле головы Вайса взорвалось дождем, буквально оглушив Блейка грохотом дробовика, а самой головы не стало.

Мотнувшееся безжизненное туловище обдало его жаркой красной влагой, но в эту секунду Блейк уже находился ниже уровня окна, крепко ухватившись за дверную ручку и скорчившись внизу, а ствол в его руке палил вслепую; глаза застила кровь Вайса. При этом Блейк знал, что шум и боязнь попасть под его шальные выстрелы помогут выкроить ему несколько критически важных секунд. Видимо, ему повезло: сморгнув чужую кровь, Блейк увидел, как снаружи упал в грязь какой-то тип в зелено-коричневом камуфляжном пончо. Но на созерцании происшедшего Блейк не остановился: сейчас самое главное – продолжать движение. Остановиться равносильно гибели. Голову и плечо пронизывала боль – значит, какая-то часть дробин в него все-таки попала. Но тело Вайса, а также унция везения, связанного с тем, что Блейк сидел чуть дальше своего покойного товарища, уберегла его, похоже, от наихудшего.

На бегу вслед Блейку цвиркали и жахали пули. Одна прошла так близко от левой щеки, что он ощутил ее жар и даже, кажется, увидел серый крутящийся сгусток, пропарывающий воздух. Затем деревья стали гуще, и еще один выстрел из дробовика срезал сук неподалеку от его головы, но Блейк продолжал нестись, лавируя на бегу то влево, то вправо, используя для прикрытия деревья, не давая в себя прицелиться. Слышны были звуки погони, но он не оглядывался. Для этого надо было приостановиться, а остановиться значило попасться преследователям в руки.

Блейк сделал глубокий, всей грудью, вдох, готовясь к рывку, который, возможно, выгородит ему еще сколько-то спасительного времени, но тут его лицо столкнулось с жестким предметом, сломавшим нос и раздробившим зубы. На секунду Блейк снова ослеп, только на этот раз не от крови, а от вспышки белого света. Он рухнул на спину, но и при этом его инстинкт выживания не утратил своей остроты, поскольку, падая, Блейк все равно не выронил пистолет и выстрелил в направлении, откуда пришел удар. Там кто-то надсадно крякнул, и сверху на Блейка, придавив к земле, повалилось тело. Белый свет постепенно угасал, а на его месте разрасталась свежая боль. Между тем тот человек исходил конвульсиями, а изо рта его толчками шла кровь.