Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Аксл Сунд (2012)

Фрэнкли Самуэль представлял ту часть личности, которая рассказывала о кошмарных поступках, совершенных им в детстве. Наблюдения за ним вызывали смешанные чувства. Он мог с не сходящей с лица улыбкой обаятельно расточать Софии комплименты по поводу ее красивых глаз и прекрасной формы бюста, а потом закончить фразу рассказом о том, как сидел в темном сарае на пляже Ламли-Бич, неподалеку от Фритауна, и аккуратненько отрезал уши маленькой девочке. И тут же разражался заразительным смехом, напоминавшим ей смех футболиста Златана Ибрагимовича. Издавал веселое, гортанное “хе-хе”, как бы на вдохе, и все лицо у него сияло.

Впрочем, несколько раз у него вспыхивали глаза, и ей думалось, что где-то внутри существует еще один Самуэль, который пока не проявился.

Задача Софии заключалась в том, чтобы собрать эти разные личности в единого человека. Но она знала, что торопиться в таких случаях нельзя. Надо дать пациенту возможность научиться справляться с материалом, который тот носит в душе.

С Викторией Бергман все происходило само собой.

В своих попытках смыть зло с помощью монотонных монологов Виктория напоминала некое человеческое очистное сооружение.

А с Самуэлем дело обстояло иначе.

С ним следовало действовать осторожно, но все-таки добиваясь эффекта.

Рассказывая о пережитом кошмаре, Фрэнкли Самуэль сильных аффективных расстройств не демонстрировал, но у нее складывалось все более стойкое впечатление, что он таит в себе бомбу.

Она попросила его сесть, и Фрэнкли Самуэль скользнул на стул подобно змее. Такой эластичный, извивающийся язык жестов был свойственен данной личности.

София посмотрела на него и осторожно улыбнулась:

– So… how do you do, Samuel?[35]

Он постучал большим серебряным кольцом по краю стола, всматриваясь в нее веселыми глазами. Затем сделал такое движение, будто у него внутри, от плеча к плечу, прокатилась волна.

– Ma’am, dat has never been better… And frankly, I must tell’ya…[36]

Беседовать Фрэнкли Самуэль любил. Он проявлял искренний интерес и к самой Софии, задавал ей личные вопросы и расспрашивал о ее взглядах на разные вещи. Ее это устраивало, поскольку тогда у нее появлялась возможность направить разговор на то, что она считала важным для прорыва в лечении.

Разговор продолжался уже около получаса, когда Самуэль, к разочарованию Софии, внезапно сменил личность на Самуэля Коммен. Какой же она совершила промах?

Они говорили о сегрегации – теме, интересовавшей Фрэнкли Самуэля, и он спросил, где она живет и на какой станции метро надо выходить, если хочешь ее навестить. Когда она назвала район Сёдермальм и станции “Сканстулль” или “Медборгарплатсен”, улыбка на лице “откровенного” погасла, и он стал более сдержанным.

– У Монументы, вот, че-ерт… – проговорил он на ломаном шведском. – Самуэль?

– Шо ето? Он плевать мое лицо… пауки на руках. Тату…

София знала, о каком происшествии он вспоминает. В социальной службе Хессельбю ей сообщили, что его избили в подворотне на Эландсгатан. Под “Монументой” он имеет в виду квартал Монумент возле выхода из метро “Сканстулль”.

Поблизости от квартиры Микаэля, подумала она.

– Смотри мою тату тоже, О означает united[37], Р – революция, Ф – фронт. Вот, смотри!

Он стянул футболку, и на груди обнажилась татуировка.

ОРФ неровными буквами – этот говорящий символ был ей более чем хорошо знаком.

Неужели возвращение к Самуэлю Коммен вызвано воспоминанием о нападении?

Она ненадолго задумалась над этим вопросом, а он сидел молча, уставившись в стол.

Возможно, Фрэнкли Самуэль не смог справиться с испытанным при нападении унижением и перекинул все это Самуэлю Коммен, занимавшемуся, так сказать, более формальными контактами с полицией и социальной службой. Поэтому Фрэнкли Самуэль и исчез, когда речь зашла о квартале Монумент.

Должно быть, так и есть, подумала она. Язык – психологический носитель символа.