Домби и сын - Чарльз Диккенс (1848)

– Вы не хотите идти со своей бедной няней Уикем, мистер Поль? – с большим пафосом осведомилась она.

– Не хочу, – ответил Поль, снова располагаясь в своем креслице, как хозяин дома.

Благословляя его невинность, миссис Уикем удалилась, и вскоре вместо нее вошла Флоренс. Ребенок тотчас вскочил с живостью и готовностью и, желая отцу спокойной ночи, поднял к нему такое повеселевшее, такое помолодевшее и такое совсем детское лицо, что мистер Домби, хотя и успокоенный этим превращением, был крайне озадачен.

Когда они вместе вышли из комнаты, ему послышалось тихое пение; и, вспомнив, как Поль говорил, что сестра поет ему, он полюбопытствовал открыть дверь, чтобы послушать и посмотреть им вслед. Она медленно поднималась по большой широкой лестнице, держа его на руках; голова его лежала у нее на плече, одна рука небрежно обвилась вокруг ее шеи. Так поднимались они – медленно, медленно; она все время пела, и иногда Поль мурлыкал, тихонько ей подпевая. Мистер Домби смотрел им вслед, пока они не поднялись на верхнюю площадку лестницы, – впрочем, не раз останавливаясь отдохнуть, – и не скрылись из виду; но и тогда он продолжал стоять и смотреть, пока бледные лучи луны, меланхолически мерцавшей сквозь тусклое окно в потолке, не прогнали его обратно, в его комнату.

На следующий день миссис Чик и мисс Токс были приглашены к обеду на совет; когда убрали со стола, мистер Домби открыл заседание, потребовав, чтобы ему сообщили без смягчения и умолчания, все ли благополучно с Полем и что говорит о нем мистер Пилкинс.

– Ребенок, – заметил мистер Домби, – не так крепок, как мне бы хотелось.

– Со свойственной вам удивительной наблюдательностью, дорогой мой Поль, – отвечала миссис Чик, – вы сразу попали в точку. Наш любимец, пожалуй, не так крепок, как нам бы хотелось. Дело в том, что его дух не по силам ему. Душа его слишком велика для своей оболочки. Ах, как рассуждает этот прелестный ребенок! – продолжала миссис Чик, покачивая головой. – Никто бы этому не поверил. Вот, например, вчера, Лукреция, замечания его на тему о похоронах…

– Боюсь, – сказал мистер Домби, сердито перебивая ее, – что кто-то из этих особ там, наверху, говорит с ребенком на неподобающие темы. Вчера вечером он заговорил со мной о своих… о своих костях, – сказал мистер Домби, с раздражением подчеркивая это слово. – Кому какое дело до… до костей моего сына? Полагаю, он не какой-нибудь живой скелет.

– Отнюдь нет, – сказала миссис Чик с неописуемым выражением.

– Надеюсь, – отозвался ее брат. – Затем – похороны! Кто говорит ребенку о похоронах? Полагаю, мы – не гробовщики, не наемные немые плакальщики, не могильщики?

– Отнюдь нет, – вставила миссис Чик с тем же многозначительным выражением.

– Так кто же вбивает ему в голову такие мысли? – спросил мистер Домби. – Право же, вчера вечером я был крайне опечален и возмущен. Кто вбивает ему в голову такие мысли, Луиза?

– Дорогой мой Поль, – сказала миссис Чик, помолчав секунду, – не имеет смысла производить расследование. Скажу вам откровенно: я не думаю, чтобы Уикем была особой, отличающейся веселым нравом, которую можно было бы назвать…

– Дочерью Мома[18], – тихонько подсказала мисс Токс.

– Вот именно, – сказала миссис Чик, – но она очень внимательна, услужлива и вовсе не самонадеянна; право же, я никогда еще не встречала такой сговорчивой женщины. Если милый ребенок, – продолжала миссис Чик таким тоном, словно подводила итог тому, о чем предварительно уже говорилось, хотя все это она высказывала впервые, – немножко ослаблен этим последним приступом болезни и отличается не таким завидным здоровьем, как было бы нам желательно, и если организм его временно ослабел и иногда ему трудно пользоваться своими…

Миссис Чик побоялась сказать «членами» после недавнего выпада мистера Домби против костей и посему ждала помощи от мисс Токс, которая, оставаясь верной своим обязанностям, подсказала: «конечностями».