Домби и сын - Чарльз Диккенс (1848)

– Действительно, это обстоятельство, доктор Блимбер, – продолжал мистер Домби, взглянув на своего маленького сына, – и беседа, которую я уже имел удовольствие вести с вами, делают дальнейшие объяснения и, стало быть, дальнейшее посягательство на ваше драгоценное время столь бесполезными, что…

– Ну, мисс Домби! – кисло сказала Пипчин.

– Простите, – сказал доктор, – одну минуту. Разрешите представить вам миссис Блимбер и мою дочь, которые будут участвовать в домашней жизни нашего юного пилигрима, держащего путь к Парнасу. Миссис Блимбер (ибо эта леди, быть может, находившаяся на случай надобности под рукой, вошла как раз вовремя в сопровождении дочери, этого очаровательного могильщика в очках), мистер Домби. Моя дочь Корнелия – мистер Домби. Мистер Домби, дорогая моя, – продолжал доктор, обращаясь к жене, – оказывает нам такое доверие, что… Вы видите нашего юного друга?

Миссис Блимбер от избытка учтивости, относившейся к мистеру Домби, вероятно, не видела, ибо она пятилась, приближаясь к юному другу и подвергая серьезной опасности его позицию на столе. Но после этого намека она повернулась, чтобы полюбоваться классическими и интеллектуальными чертами его лица, и, снова повернувшись к мистеру Домби, промолвила со вздохом, что завидует его милому сыну.

– Как пчеле, сэр, – сказала миссис Блимбер, возводя глаза к потолку, – готовой спуститься в сад, к прекраснейшим цветам, и впервые вкусить их сладость. Вергилий, Гораций, Овидий, Теренций, Плавт, Цицерон. Какое обилие меду! Мистеру Домби, быть может, покажется странным, что та, кто является женой… женой такого мужа…

– Довольно, довольно, – сказал доктор Блимбер. – Какой стыд!

– Мистер Домби простит пристрастие жены, – сказала миссис Блимбер с чарующей улыбкой.

Мистер Домби отвечал: «Вовсе нет», относя эти слова, нужно думать, к пристрастию, а не к прощению.

– …И может показаться странным, что та, кто является также и матерью… – продолжала миссис Блимбер.

– И какой матерью! – заметил мистер Домби с по клоном, смутно предполагая, что говорит комплимент Кор нелии.

– Но, право же, – продолжала миссис Блимбер, – если бы я могла познакомиться с Цицероном, быть его другом и беседовать с ним в его уединении близ Тускула[23] (очаровательный Тускул!), я умерла бы счастливой.

Ученый энтузиазм весьма заразителен, и мистер Домби наполовину поверил, что так же обстоит дело и с ним; и даже миссис Пипчин, которая, как мы видели, не отличалась покладистым нравом, испустила не то стон, не то вздох, словно хотела сказать, что никто, кроме Цицерона, не мог бы стать для нее подлинным утешением после краха Перуанских копей и что он несомненно оказался бы спасительной лампой Дэви[24].

Корнелия смотрела сквозь очки на мистера Домби, как будто не прочь была блеснуть перед ним несколькими цитатами из упомянутого автора. Но замысел этот, если таковой у нее и возник, был разрушен стуком в дверь.

– Кто там? – спросил доктор. – О! Войдите, Тутс, войдите! Мистер Домби, сэр. – Тутс поклонился. – Какое совпадение, – сказал доктор Блимбер. – Здесь перед нами начало и конец. Альфа и омега. Это наш старший ученик, мистер Домби.

Доктор мог назвать его старшим и длиннейшим, ибо все остальные едва доходили ему до плеча. Тот сильно покраснел, очутившись в незнакомом обществе, и громко захихикал.

– Добавление к нашему скромному Портику, Тутс, – сказал доктор, – сын мистера Домби.

Молодой Тутс снова покраснел и, убедившись, судя по воцарившемуся глубокому молчанию, что от него ждут каких-то слов, сказал Полю «Как поживаете?» таким низким басом и с таким робким видом, что показалось бы не более удивительным, если бы зарычал ягненок.

– Пожалуйста, попросите мистера Фидера, Тутс, – сказал доктор, – приготовить несколько начальных учебников для сына мистера Домби и отвести ему удобное место для занятий. Дорогая моя, кажется, мистер Домби не видел дортуаров.