Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих - Джорджо Вазари (1550)

Парри ди Спинелло Спинелли, аретинский живописец, обучавшийся первым началам искусства у отца своего, был приглашен при посредничестве мессера Леонардо Бруни, аретинца, во Флоренцию и принят в школу Лоренцо Гиберти, под руководством которого обучалось много молодых людей, а так как в то время отчищались двери церкви Сан Джованни, его включили в работу над фигурами двух дверей совместно со многими другими, как рассказывалось выше. Во время этой работы он сдружился с Мазолино да Паникале, ибо ему понравилась его манера рисовать, и он начал во многом подражать ему, а также отчасти и манере дона Лоренцо дельи Анджели. Парри писал свои фигуры гораздо более стройными и длинными, чем все предшествовавшие ему живописцы, и, тогда как остальные делали их в десять голов с небольшим, он делал их в одиннадцать, а иногда и в двенадцать голов, однако от этого они не казались неизящными, хотя и были тонкими и всегда изгибались дугой либо в правую, либо в левую сторону, ибо, как ему казалось и о чем он сам говорил, они таким образом выглядели более внушительными. Складки одежды были весьма тонкими и обильными по краям, ниспадая с плеч и до самых ступней его фигур. Он отлично писал темперой и в совершенстве фреской и был первым, кто во фресковой живописи отказался от зеленой подмалевки под телесным цветом и от того, чтобы потом лессировать ее розовой телесной краской и светотенью, как это делается в акварели и как это делали Джотто и другие старые живописцы. Вместо этого он пользовался корпусными красками для составления смесей и чистых тонов, накладывая их с большой рассудительностью там, где это казалось ему уместным, а именно светлые тона на самых выпуклых местах, средние по краям, а у контуров самые темные. Этим способом он добился большей легкости в работе, а фрескам придал большую долговечность, ибо, наложив краски по их местам толстой и мягкой кистью, он их друг в друга вписывал и выполнял работы с такой чистотой, что лучше и пожелать невозможно, да и колорит у него был несравненный. Когда Парри уже много лет находился вдали от родины, умер его отец, и потому он был вызван родными своими в Ареццо, где помимо многих вещей, рассказывать о которых было бы слишком долго, он выполнил несколько таких, о которых отнюдь не стоит умалчивать. В старом соборе он написал фреской три разные Богоматери, внутри же, по левую руку от входа через главные двери в ту же церковь, написал фреской же историю из жития блаженного Томмазуоло, отшельника из Сакко, человека того времени и святой жизни. А так как этот отшельник имел обыкновение носить в руке зеркало, в котором, как он утверждал, он видел Страсти Иисуса Христа, Парри изобразил его коленопреклоненным с этим самым зеркалом в правой руке, обращенным им к небу; наверху же он написал на облачном троне Иисуса Христа и вокруг него все страстные таинства, которые весьма искусно отражались в этом зеркале так, что видел их не только блаженный Томмазуоло, но и всякий, смотревший на эту картину. Выдумка эта была несомненно затейливой, трудной и столь прекрасной, что научила и позднейших живописцев изображать много всяких вещей при помощи зеркала. А поскольку я заговорил об этом, не обойду молчанием и того, что совершил однажды в Ареццо сей святой человек. А было дело так: неустанно стремясь привести аретинцев к согласию, то проповедуя, то предсказывая всякие беды, он понял в конце концов, что теряет время. И вот, войдя как-то во дворец, где собирался Совет шестидесяти, названный блаженный, видевший и раньше, как они собирались каждый день и как все, что они ни решали, шло городу во вред, дождался, пока наполнился зал, набрал полный подол раскаленных углей и, войдя туда, где заседали шестьдесят и все остальные должностные лица города, высыпал угли им под ноги и смело воскликнул: «Синьоры, среди вас огонь, берегитесь вашей гибели», – и, сказав это, удалился. И такое действие возымело по воле Божьей простодушие и доброе напоминание этого святого мужа, что он добился этим поступком того, чего он не мог достичь ни предсказаниями и ни угрозами, ибо вскоре после этого правители объединились и многие годы управляли этим городом с миром и спокойствием для каждого.