Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих - Джорджо Вазари (1550)

И, видя, что все у него так хорошо получается, он осмелел настолько, подражая манере и повадке товарища, что многие принимали работы Мариотто за работы монаха. Поэтому, когда случилось, что Баччо ушел в монахи, Мариотто, потеряв товарища, был в смятении и как потерянный, и столь странным показалось ему это известие, что впал он в отчаяние и ничто его уже не радовало. И если бы вообще Мариотто не питал такого отвращения к общению с монахами, о которых он всегда очень плохо отзывался, и если бы он не принадлежал к противникам партии брата Джироламо феррарского, то любовь его к Баччо, того гляди, заставила бы и его постричься в одном монастыре с товарищем. Однако Джероццо Дини упросил его закончить заказанный им для кладбища и оставленный Баччо незавершенным Страшный суд, так как манера у обоих была одна и та же. А так как имелся картон, выполненный рукой Баччо, а также и другие рисунки, и так как закончить эту работу просил его и сам фра Бартоломео, который получил за нее деньги и которого мучила совесть за то, что он не выполнил обязательства, Мариотто довел дело до конца с усердием и любовью так, что многие, об этом ничего не знавшие, думали, что все было написано одной рукой, благодаря чему он и приобрел величайший авторитет в своем искусстве.

В капитуле флорентийской Чертозы он написал Распятие с Богоматерью и Магдалиной у подножия креста и с парящими ангелами, которые собирают капли крови Христовой, вещь, исполненную им фреской и выписанную с большим старанием и большой любовью.

Между тем некоторым из обучавшихся у него и помогавших ему мальчиков показались недостаточными харчи, которые отпускались им монахами, и они, без ведома Мариотто, подделали ключи от ставень окошечка, через которое монахам подавалась пища и которое выходило в их комнату, и несколько раз то один из них, то другой тайком выкрадывали себе что-нибудь поесть. Это наделало много шуму среди братьев, которые по части чревоугодия нисколько не уступают всем прочим людям. Однако, так как подмастерья, бывшие у всех на хорошем счету, сделали это с большой ловкостью, они обвинили кое-кого из монахов, которые это якобы сделали, желая насолить друг другу. Когда ж проделки их в один прекрасный день все-таки раскрылись, монахи, чтобы только не задерживать окончание работы, стали выдавать двойную порцию как самому Мариотто, так и его подмастерьям, которые дописали фреску с весельем и с хохотом.

Для монахинь св. Юлиана флорентийского он выполнил на дереве образ главного алтаря, который он писал в своей комнате, что на Гуальфонде, одновременно с другим образом для той же церкви, написанным им маслом на золотом фоне, с Распятием, ангелами и Богом Отцом, изображающими св. Троицу.

Был Мариотто человеком весьма беспокойного нрава, покорствующим своей плоти в делах любовных, и очень веселым в повседневной жизни. И так как он возненавидел все тонкости и мозговые ухищрения, свойственные живописи, и часто попадался на язык живописцам, которые кололи его по привычке, прочно в них укоренившейся и наследственной, он решил заняться делом более низким, но зато менее утомительным и более веселым и, открыв превосходнейшую харчевню за воротами Сан Галло, а у Понте Веккио аль Драго таверну и харчевню, занимался этим делом много месяцев, говоря, что он выбрал искусство, в котором нет ни анатомии, ни ракурсов, ни перспективы и, что самое главное, за которое никто не охаивает, а что в том искусстве, которое он бросил, все как раз наоборот, ибо то изображало мясо и кровь, а это наливало кровью и наращивало мясо; и здесь каждый день слышишь, что тебя за доброе вино хвалят, а там только и слышишь, как тебя ругают.

Однако надоело ему и это и, устыдившись занятия столь недостойного, он снова вернулся к живописи и во Флоренции писал картины и расписывал дома граждан. Так, для Джован Марио Бенинтенди он выполнил собственноручно три небольшие