Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Ведь и в самом деле, единственное, чего я требую, это чтобы каждый избиратель мог бы также и быть избранным. Но если выбор избирателей падает на государственное должностное лицо, то человек, а не его должность вступает в Палату. Должностное лицо не теряет своих прежних прав и званий. От него не потребуют пожертвовать собственностью, которую он приобрел долгим и полезным трудом. Общество предъявит ему лишь дополнительные требования и ограничится необходимыми и достаточными мерами предосторожности. Избранный депутатом чиновник не будет находиться под влиянием исполнительной власти, он не будет ни продвигаться, ни понижаться в должности, будет находиться вне надежд и вне опасений на этот счет. Он не будет исполнять свою прежнюю должность и получать за нее жалованье. Одним словом, он будет представителем и только представителем в течение всего срока своего мандата. Его административная жизнь будет, так сказать, приостановлена и целиком поглощена жизнью парламентской. Именно так поступили с военными, проведя четкую грань между званием и должностью. Так почему же не сделать того же в отношении всех остальных государственных служащих.

Заметьте: несовместимость в смысле исключения (отстранения) была идеей, которая была естественна и популяризировалась при свергнутом режиме.

Тогда депутаты, если они не были чиновниками, не получали никакого жалованья, зато могли, по окончании своего мандата, на высокие и прибыльные должности на государственной службе. Чиновники же, став депутатами, продолжали непрерывно получать свое жалованье. По правде сказать, они оплачивались не как чиновники, а как депутаты, поскольку не исполняли своих прежних функций, и если министр был недоволен их голосованием, он мог лишить их всякого заработка, то есть смещать их.

Результаты такой комбинации должны были быть и действительно были плачевными. С одной стороны, кандидаты-нечиновники были большой редкостью в большинстве округов. Да, избиратели были свободны выбирать, но круг выбора не превышал пяти-шести человек. Первейшим условием избрания был размер состояния. А человек, просто благополучный в материальном отношении, отвергался, так как его подозревали, что он воспользуется положением избранника для корыстных целей.

С другой стороны, кандидаты-чиновники были в изобилии. Все объяснялось очень просто. Прежде всего им предоставлялось возмещение. Затем, пребывание в депутатах было для них надежным способом продвижения по службе.

Когда принимается во внимание война портфелей, это неизбежное следствие доступности министерских постов для депутатов (тема эта обширна, и я рассмотрю ее в следующем параграфе), когда, говорю я, в самом парламенте вспыхивает война портфелей и в нем систематически образуются коалиции с целью свергнуть действующий кабинет, который может сопротивляться тоже лишь с помощью большинства, не менее систематизированного, компактного и преданного, то легко понять, к чему ведет эта двойная способность, даваемая людям с хорошим положением, чтобы стать депутатами, и депутатам, чтобы стать людьми с хорошим положением.

Результатом должно было стать и было следующее: государственные службы, превращенные в предмет эксплуатации; правительство, поглощающее сферу частной деятельности; потеря наших свобод; разрушение наших финансов; растущая коррупция, так сказать, из кармана в карман, то есть передача друг другу целых парламентских регионов вплоть до самых последних слоев избирателей. В этих условиях не следует удивляться тому, что нация ухватилась за принцип несовместимости как за якорь спасения. Все честные избиратели, и об этом хорошо помнится, были единодушны в своем призыве: «Больше никаких чиновников в палате!» Мы помним и программу кандидатов: «Обещаю не занимать никаких государственных должностей и не пользоваться никакими милостями от государства».

Так вот, разве Февральская революция ни в чем не изменила этот порядок вещей, который ранее объяснялся и оправдывался общественным мнением?