Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

Сначала Александр не поверил, что это его Таня. Пришлось протереть глаза. Она ходила вокруг стола, показывала, жестикулировала, наклонялась. Потом выпрямилась и вытерла лоб. На ней было желтое платье выше колен, с короткими рукавами. Босые ступни утопали в пыли. Она немного загорела и выглядела совсем здоровой. Белокурые волосы, заплетенные в короткие, заправленные за уши косички, еще больше выгорели на солнце. Она была мучительно прекрасна.

И жива.

Александр закрыл глаза, но тут же раскрыл снова. Она была по-прежнему тут, почти рядом, склонившись над работой паренька. Потом сказала что-то, и все громко рассмеялись. Александр увидел, как парень коснулся ее спины. Татьяна улыбнулась. Белые зубы ярко сверкали. И вся она словно искрилась.

Александр не знал, что делать.

Главное, она жива.

Почему же не писала?

И где Даша?

Долго он еще будет стоять под сиренью?

Он вернулся на главную улицу, глубоко вздохнул, потушил папиросу и направился к площади, не отрывая взгляда от ее косичек. Сердце грохотало в груди, словно перед боем.

Татьяна подняла голову, увидела его и закрыла лицо руками. Остальные с необычным для немолодых женщин проворством немедленно бросились к ней. Она оттолкнула их, отбросила скамью и ринулась к нему. Александр стоял неподвижно, словно прикованный к месту. Он пытался улыбнуться, хотя больше всего хотелось упасть на колени и зарыдать. Он уронил все вещи. Господи, через секунду он ощутит ее.

И только тогда он улыбнулся.

Татьяна бросилась в его раскинутые руки, и Александр, подхватив ее, крепко обнял. Не мог надышаться ею. Она обхватила его шею, зарылась лицом в бороду. Сухие рыдания сотрясали ее тело. Она, казалось, весила больше, чем в зимней одежде, когда он последний раз видел ее. Значит, немного поправилась…

И благоухала. Как же невероятно она благоухала! Мылом, солнцем и жженым сахаром.

И какое же это счастье – обнимать ее.

Прижимая ее к себе, Александр терся лицом о косички и что-то несвязно бормотал:

– Ш-ш-ш… будет, будет, ш-ш-ш, Тата, пожалуйста…

Его голос сорвался.

– Ах, Шура! – выдохнула она ему в шею. – Ты жив! Слава богу!

– Танечка!

Он стиснул ее еще сильнее, если это только было возможно, обвивая руками ее упругое тело.

– Ты жива. Слава богу!

Он судорожно гладил ее по плечам и спине, почти чувствуя кожу через тонкий ситец. Какая она мягкая…

Наконец он поставил ее на землю. Татьяна подняла голову. Его руки все еще лежали на ее талии. Теперь он ее не отпустит. Неужели она всегда была такой маленькой?

– Мне нравится твоя борода, – с застенчивой улыбкой призналась Татьяна, дотрагиваясь до его щеки.

– А я обожаю твои волосы, – отозвался Александр, дернув ее за косичку.

– Ты такой чумазый…

– А ты неотразима.

Александр не мог оторвать взгляда от ее великолепных, пухлых, влажных губ цвета июльского помидора…

Он нагнулся к ней…

И вспомнил о Даше.

Перестал улыбаться.

Отпустил Татьяну.

Отступил на шаг.

– Таня, где Даша?

Он вдруг увидел в ее глазах… что он увидел? Боль и печаль, скорбь и вину, гнев… на него? Он увидел все это… на один лишь миг, и все тут же исчезло, и эти зеленые глаза словно завесила ледяная вуаль. Татьяна мгновенно замкнулась, стала чужой, чересчур спокойной, только руки все еще дрожали, хотя голос звучал тихо и ровно:

– Даша умерла, Александр. Прости. Не уберегла.

– Таня… какое несчастье…

Александр потянулся к ней, но она отпрянула. И не просто отпрянула. Отскочила.

– Что? – недоуменно спросил он. – Что?

– Александр, мне ужасно жаль, что ты проделал весь этот путь, не зная о Даше, – продолжала Татьяна, стараясь не встретиться с ним глазами.

– Что ты такое…

Но прежде чем он успел договорить, а Татьяна ответить, их окружили женщины.