– Спасибо. Браконьер вышел из заведения с вывыской «Краш», держа в руке темное снадобье. Ты знаешь про «Краш», друид?

– Думаю, это бар, где продают смузи.

– Точно. После того как я его убила и кинула его труп в кузов, где лежала мертвая самка оленя, я прямо на парковке попробовала зелье-смузи. Оно было потрясающим!

Вот почему я испытываю почти животный страх перед Туата Де Дананн. В принципе человеческая жизнь не имела особого значения даже для моего поколения – иными словами, для тех, кто родился в Железном веке, поэтому я привык ко многому… но вот Флидас и ей подобные явно застряли в моральных рамках Бронзового. А неписаные законы тех стародавних времен звучали приблизительно так: если что-то доставляет мне удовольствие, все хорошо, и я хочу еще, если же мне что-то не по нраву – данный объект должен быть незамедлительно уничтожен. Кстати, желательно, чтобы сам способ расправы благоприятно повлиял на мою репутацию – ведь тогда я обрету бессмертие в песнях бардов.

Туата Дананн не в состоянии думать как современные люди, поэтому именно из-за них у фэйри развилось извращенное чувство того, что правильно, а что – нет.

Флидас отхлебнула смузи, и ее лицо озарилось довольной улыбкой.

– Я считаю, что смертные кое-чего добились, – вымолвила богиня. – В любом случае, друид… как тебя сейчас зовут? – нахмурилась Флидас.

– Аттикус.

– Аттикус? – переспросила она. – Неужели кто-то верит, что ты грек?

– Здесь никто не обращает внимания на имена.

– А на что они обращают внимание?

– На грубую демонстрацию личного богатства. – Я не сводил взгляда со смузи в кувшине, рассчитывая, что Флидас поймет намек. – Блестящие машины, сверкающие перстни и прочее.

Флидас быстро смекнула, что к чему.

– И ты… ой, хочешь мой смузи? Угощайся, Аттикус.

– Как мило с твоей стороны.

Я улыбнулся, потянувшись за чистым стаканом, и вдруг подумал про бедолаг, которые забрели в мой магазин и, наверное, уже умерли стараниями Морриган.

Но, увидев Флидас, они бы тоже не избежали своей печальной участи. Они сказали бы что-нибудь вроде: «Эй, детка, чего ты творишь с клубничкой?» – и эта фраза стала бы последней в их жизни. К сожалению, этикет Бронзового века недоступен пониманию человека из двадцать первого столетия, хотя тут нет ничего сложного. Главное правило гласит: с гостем следует обращаться как с богом, потому что он может действительно оказаться божеством, принявшим облик смертного.

Когда речь заходила о Флидас, я ни секунды не сомневался в том, что такое происходит сплошь и рядом.

– Не стоит благодарности, – ответила она. – Ты прекрасный хозяин. Но я отвечу на твой вопрос. Я вошла в «Краш» и посмотрела, как смертные управляются с чудесными машинами, которые делают смузи. – Она прищурилась, рассматривая густой клубничный напиток, и у нее на лбу снова появилась морщинка. – А ты не находишь этот век странным – в нем столько великолепных вещей, но и немало отвратительных?

– Нахожу, – согласился я, наливая красную кашицу в стакан. – Хорошо, что мы живем и можем хранить традиции лучших времен.

– Поэтому я к тебе и пришла, Аттикус, – заявила она.

– Из-за сохранения традиций?

– Нет. Из-за «живем».

Проклятье, меня немного насторожили интонации, прозвучавшие в ее голосе.

– Я с радостью тебя выслушаю. Но могу я сперва предложить тебе перекусить?

– Нет, мне достаточно этого, – ответила она и поболтала смузи в стакане.

– Тогда давай побеседуем на свежем воздухе?

– Замечательно.

Я повел ее за собой, Оберон затрусил следом и уселся между нами на крыльце. Он размышлял про охоту в парке Папаго и надеялся, что день не пройдет зря. Я с облегчением обнаружил, что мой велосипед еще не угнали, и расслабился, но затем меня посетила мысль, что Флидас наверняка не пришла сюда пешком.

– Ты надежно спрятала колесницу? – поинтересовался я.