И это все о нем - Липатов Виль Владимирович (1984)

– И это ложь! – по инерции быстро ответила женщина. – Юрий Сергеевич, наверное, как-то не так понял меня…

Прохоров действовал в чрезвычайной обстановке молниеносно.

– А какие слова Юрий Сергеевич мог истолковать превратно? – спросил он энергично. – Первую часть вашей фразы или вторую?

Ее лицо вытянулось, посерело. Ей ли было тягаться с капитаном Прохоровым, придумавшим в момент озарения наглую ложь с фразой, якобы переданной ему техноруком? А уж разделение предполагаемой фразы на первую и вторую части вызвало у Гасиловой такое замешательство, что он с наслаждением потребовал:

– Отвечайте, пожалуйста, Лидия Михайловна!

Она смятенно пробормотала:

– Но ведь Женя действительно всегда ссорится с начальством, не умеет ладить с людьми…

Прохоров спокойно огляделся. Было жарко и душно, пыльно и желто; было обыкновенно. Сидел на заборе помертвевший от зноя петух, валялись ногами вверх куры. «Надо быть умеренным!» – подумал Прохоров. Если в чем и таилась опасность этой женщины, так это в обыкновенности.

– Спасибо, Лидия Михайловна! – вежливо поблагодарил Прохоров. – Технорук Петухов с начальством не ссорится, и, несомненно, ваша дочь будет ходить с брильянтовым перстнем на пальце… Спасибо! Огромное вам спасибо!

Гасилова стояла перед капитаном уголовного розыска с постаревшими губами. Она не могла еще понять, чем опасно ее нечаянное признание, но чувствовала приближение катастрофы, у нее было такое ощущение, словно кто-то в разбойную темную полночь подпиливал несущие столбы ее дома. Надо было защищаться, но она не знала от чего, надо было бороться с уличным собеседником, но она не знала, как бороться с человеком, который глядел на нее сейчас грустно и жалеюще.

– Как вы думаете, – спросил Прохоров, – технорук Петухов любит вашу дочь?

Она, кажется, уже поняла, что произошло невозможное, дикое, ужасное, как кошмарный сон; в безмятежное благополучие ее дома входило то, о чем женщина только читала и слышала, – комнаты следователя, зарешеченные окна, необходимость расписываться в конце каждой страницы.

На них уже обращали внимание. Стояла на крыльце соседнего дома прислушивающаяся старуха, женщины, возвращавшиеся из орсовского магазина, нарочно замедляли шаги, мелькали смутные лица за геранями на подоконниках.

– Это допрос! – вдруг жестко произнес Прохоров. – Примерно девятнадцатого-двадцатого апреля вам стало известно от Алены Юрьевны Брыль, что будущий муж вашей дочери Петухов посещает Анну Лукьяненок. Почему вы не сообщили об этом дочери?

Он сам чувствовал, что страшен непонятностью, грустью, всезнанием, выбором улицы, как места для допроса. А ведь на самом деле как все неожиданно и страшно… Десять минут назад куплена банлоновая кофточка, небрежно брошена в пляжную сумку коврига теплого хлеба, видна уже крыша родного дома, а она стоит возле человека в мешковатом костюме, оказавшегося капитаном уголовного розыска и задающего такие вопросы, от которых немеют кончики пальцев.

– Алена Брыль – сплетница! – приглушенным голосом сказала Лидия Михайловна. – Я ей не поверила…

– Резонно! – согласился Прохоров. – Но тогда возникает вопрос, почему Алена Брыль сочла необходимым сообщить именно вам о Петухове? Если между вашей дочерью и техноруком не было ничего связующего, отчего же Алена Брыль обращается к вам? Это первый вопрос… Второй таков: что вы ответили Алене Брыль и что сделали при этом?