И это все о нем - Липатов Виль Владимирович (1984)

– Следуйте за мной! – распоряжался между тем Пилипенко. – Начинаем тянуть жребий – кому идти первому, кому второму и так далее… Не теряйте времени, граждане, не теряйте! Бояться нечего, товарищ Маслов, вам ничего не будет. Не робейте. Айда, айда!… Вы почему стоите, Заварзин? Я спрашиваю: почему не идете за нами, Заварзин? Товарищ капитан…

Жутковатое, невероятное, театральное действие продолжалось. Молчаливые ребята выстроились в цепочку согласно жребию, Викентий Алексеевич Радин с закинутой назад головой встал на то место, где имел привычку долго отдыхать во время каждодневных прогулок. Было тихо, слышалось, как шелестит под яром великая сибирская река, как лает одинокая собака.

– Заварзин! – негромко произнес Прохоров. – Заварзин!

Все замерло, притихло, так как Аркадий Заварзин на самом деле стоял с таким видом, словно и не собирался идти вслед за Пилипенко, чтобы демонстрировать ночной проход перед Викентием Алексеевичем.

– Гражданин Заварзин! – еще раз выкрикнул участковый Пилипенко. – Прошу следовать!

На высоком обском яре все происходило так, как предполагал Прохоров. Вывший уголовник Аркадий Заварзин медленно вынул руки из карманов, погасив блеск фиксы и улыбку, по-воровски ссутулился. Было серым и вдруг похудевшим его лицо, согнутый, он казался перебитым в позвоночнике, руки болтались как пришитые на живую нитку. Он сделал шаг к Прохорову, занес было ногу для следующего шага, но остановился, наверное, потому, что ноги были тяжелыми, словно их отлили из свинца.

– Ну, ну, гражданин Заварзин! – резко прикрикнул на него капитан Прохоров. – Не молчите, Заварзин, и не стойте на месте!

Еще две-три секунды длилась страшная голая тишина, потом послышался хриплый голос Заварзина:

– Ехал я одним поездом со Столетовым, ехал…

Прохоров боковым зрением заметил, как подались вперед трое близких друзей погибшего, как сжал кулаки вчерашний солдат Михаил Кочнев и как испуганно отстранились Лобанов и Гукасов, а слепой завуч Викентий Алексеевич Радин быстрым движением полез в карман за сигаретами. Прохоров скорее привычно-профессионально, чем осмысленно, продолжал действовать.

– Товарищ Пилипенко, – распорядился он, – проводите гражданина Заварзина в свой кабинет.

Он не успел закончить эти слова, как Аркадий Заварзин, еще более ссутулившись, заложил руки за спину, то есть проделал сам то, что ему должен был приказать Пилипенко. И как только произошло это, показалось, что на обском яре повеяло холодом. Не имея возможности наблюдать за всеми участниками эксперимента, Прохоров посмотрел только на одного Андрея Лузгина и прочел на его лице то, что и следовало прочесть: «Убийца! Это живой убийца!»

– Действуйте, действуйте, Пилипенко! – торопил события Прохоров. – Все участники эксперимента могут быть свободными.

Пилипенко и Заварзин уже давно исчезли в темноте, уже затих стук сапог участкового инспектора, а парни все еще неподвижно и немо стояли на месте, словно ни один из них не услышал Прохорова. Небо окончательно прояснилось, набухали, пульсируя, крупные звезды, круглая луна светила торжественно, велеречиво; душный запах травы и перегноя поднимался от земли, и это тоже был торжественный, молодой запах, и наплывало такое чувство, словно и земля, и небо, и река, и деревья только что родились, чистые и непорочные.

По одному, как будто сразу потеряли связь друг с другом, участники эксперимента, забыв попрощаться с Прохоровым и Радиным, исчезли в темноте; двигались они бесшумно, отчего-то по-заварзински сутулясь. Когда исчез последний из них, Прохоров подошел к Радину, осторожно прикоснулся пальцами к его локтю.

– Спасибо, Викентий Алексеевич! – сказал он. – Спасибо, и еще раз простите милицию.