Первые леди Рима - Фрейзенбрук Аннелиз

Однако одна честь, которую имела Ливия, ускользнула от Мессалины. После рождения Британика Сенат предложил ей титул Августы — император, как это часто случалось, наложил вето на предложение Сената.[406] Отказ Клавдия частично мог быть попыткой успокоить членов Сената, все еще озабоченных автократическим характером вступления во власть нового императора. Но в более поздние годы его отказ стал восприниматься в контексте волны мрачных издевательств, направленных против его жены. Сатирик Ювенал, творивший через несколько десятилетий после смерти Мессалины и взявший за образец описание поэтом республиканской эры Проперцием ненавидимой Римом Клеопатры как meretrix regina (царица шлюха), перекрестил Мессалину в meretrix Augusta (Ее Высочество Шлюха), извратив самый почетный титул империи для женщины.[407]

Шутка Ювенала весьма верно отражает образ Мессалины как разнузданной женщины, которую никакое количество титулов не могло превратить в респектабельную матрону. Она была на тридцать лет моложе Клавдия и вышла за него замуж в 15 лет. В фольклоре того времени, как и в последующие времена, она описывалась как римская Лолита, которая вила веревки из своего доверчивого старого мужа и имела такой ненасытный сексуальный аппетит, что была перечислена Александром Дюма в его каталоге самых великих куртизанок за всю историю человечества. Она также стала порнографической иконой для таких писателей, как маркиз де Сад, который писал о действиях одной проститутки, что она «продолжала почти два часа в яростном темпе Мессалины» — а позднее стала символом антивенерической кампании во Франции в 1920-х годах.[408] Сам Ювенал сделал черноволосую молодую императрицу сатирическим воплощением неверной жены, заявляющей, что она обычно ждет, пока доверчивый Клавдий уснет, а затем отправляется, переодевшись, торговать собой, как проститутка, под вымышленным именем:

Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было

С Клавдием: как он заснёт, жена его, предпочитая

Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала

Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой

Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;

Чёрные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась

В тёплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,

Лезла в каморку пустую свою — и, голая, с грудью

В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски;

Лоно твоё, благородный Британик, она открывала,

Ласки дарила входящим и плату за это просила;

Навзничь лежащую, часто её колотили мужчины;

Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила

Грустно она после всех, запирая пустую каморку:

Всё ещё зуд в ней пылал и упорное бешенство матки;

Так, утомлённая лаской мужчин, уходила несытой,

Гнусная, с тёмным лицом, закопчённая дымом светильни,

Вонь лупанара неся на подушки царского ложа[409].[410]

Некоторые источники говорят, что Мессалина принуждала других знатных женщин следовать ее примеру в адюльтере, заставляя их заниматься сексом во дворце, а их мужей за этим наблюдать — такая забава с зеркалами была одним из любимых времяпровождений Калигулы; она сбивала с пути Клавдия, провоцируя его спать со служанками.[411] Ее сексуальная жажда была настолько всеобъемлющей, что, как говорят, однажды она бросила вызов профессиональной проститутке, чтобы решить, кто из них сможет продержаться дольше в сексуальном марафоне. Спор выиграла императрица — после того, как в режиме нон-стоп обслужила своего двадцать пятого клиента, заработав себе место в недавно составленном томе мировых рекордов Древнего мира.[412]