Материнское воскресенье - Грэм Свифт (2016)

Предположим, она решительно отказалась бы вставлять эту штуковину, скажем, месяца три назад.

Предположим.

– Это немецкий колпачок, Джей. Так что мое семя никак не сможет к тебе туда проникнуть. Во всяком случае, проникнуть глубже, чем ему нужно.

Она понятия не имела, почему эта штука называется «немецким колпачком». Ее одежда горничной тоже включала в себя маленький белый колпачок, вернее, чепчик. Так что временами она чувствовала, что носит как бы два колпачка сразу.

И еще это слово «семя». Еще одно очень странное слово. Точнее, странным ей представлялось его использование, поскольку у этой жидкости не было ничего общего с какими-нибудь семенами – например, с яблочными косточками или семечками тмина, которыми иногда посыпают каравай хлеба. И все же это слово было очень точным и правильным, это она, во всяком случае, отчетливо понимала. Ей это слово, пожалуй, даже нравилось. Именно им и воспользовался Пол, впервые познакомив ее с тем, что, собственно, это слово обозначает. Он так и сказал: «Это мое семя, Джей». «Господи, как же все это было давно!» – думала она. «Это мое семя. Мы можем посадить его в землю и поливать, а потом посмотрим, что из этого получится». И, честно говоря, она тогда никак не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

И вот теперь наступила весна. Самое время сеять семена. «Время насаждать, и время вырывать посаженное…»[4].

Сколько же у них было этих «ночных выделений»!

Так, может, ее мать тоже была горничной, которая случайно забеременела? Может, с этого все и началось? Наверное, у ее матери не оказалось «немецкого колпачка», который можно было бы вставить, чтобы избежать попадания «ночных выделений»? «Ночных делений», как сказала бы Милли.

Затем Джейн зашла в гардеробную, испытывая сильнейшее искушение непременно потрогать – а может даже, и примерить, – то, что там висит. О том, что каждый день происходит в господской гардеробной, слуги могли только гадать. Итак, что мы наденем сегодня? Кем я хочу сегодня выглядеть? Интересно, почему это Пол выбрал сегодня – в такой чудесный день! – строгий, хотя и сидевший на нем идеально, серо-стальной пиджак?

Она снова вернулась в спальню. И снова услышала за окном негромкое птичье пение и далекое сопение паровоза.

Она, разумеется, могла бы выудить из общей кучи на кресле свои одежки, быстренько одеться и сразу же уйти. Помнится, в книгах она часто встречала такое выражение: «Замести следы». Но ведь он сказал ей: «Весь дом в твоем полном распоряжении». Вот она и попытается создать ощущение, словно это на самом деле так. Пожалуй, думала она, было бы неправильно сразу отказаться от подобной возможности, снова одеться и уйти. Более всего это походило бы на позорное отступление, даже бегство.

Джейн вышла на лестничную площадку, ступая босыми ногами по мягкому, как мох, ковру, и остановилась в густой тени, глядя, как пятнышки солнечного света словно просачиваются откуда-то сверху, из маленького окошка под самой крышей, высвечивая переплетение красных и коричневых нитей ковра и делая заметным вытертый кусок на верхней ступеньке. В лучах солнца блестели натертые перила и плясали в воздухе бесчисленные пылинки. Почему-то в воздухе всегда полно пыли, подумала Джейн. Вот из-за этого и приходится постоянно ее вытирать.

И она стала неторопливо спускаться по лестнице, едва касаясь пальцами перил, словно желая всего лишь деликатно оценить их качество, а вовсе не сохранить равновесие. На поворотах лестницы металлические столбики перил так и сверкали. Да уж, горничную Этель лентяйкой никак нельзя было назвать. В холле при появлении Джейн, казалось, возникло некое напряжение, словно находившиеся там предметы торопливо отступали и разбегались. Видимо, им никогда прежде не доводилось видеть ничего подобного: спускающейся по лестнице абсолютно голой женщины!