Отпуск Мегрэ - Сименон Жорж (2001)

Еще один стаканчик белого вина. В настоящем бистро, где пьют и едят настоящие мужчины. В бистро, где в окна бьет настоящий солнечный свет, а не какой-то бледный, искусственный, как в клинике, от которого чувствуешь себя неуютно.

Что до записки, то он ее порвал. Потом отправился в пивную. Явится ли туда доктор Беллами играть в карты?

Впрочем, это его личное дело. Ведь часто, когда в доме покойник, женщины трагическими голосами говорят:

«Ах нет! Не настаивайте… я и кусочка не могу проглотить… Лучше бы я сама умерла…» А спустя некоторое время они с удовольствием поглощают десерт и кончают тем, что обмениваются различными кулинарными рецептами с родственницами.

А тот же доктор Беллами продолжает ходить играть в бридж.

Он и сейчас находился там, как и ежедневно. Неоднократно поглядывал на Мегрэ, и взгляд его был разумен и вопрошающ. Казалось, он говорил: «Я знаю, что вы интересуетесь мною, что пытаетесь меня понять. Но мне все равно».

Нет, ему было далеко не все равно. По мере того как шло время, комиссар в этом все более и более убеждался. Между ним и доктором все время существовала какая-то очень тонкая незримая связь.

Мегрэ уже давно привык к тому, что люди его узнавали, привык ловить на себе любопытные взгляды. Кое-кто осмеливался даже задавать ему более или менее дурацкие вопросы, вроде того: «В чем заключается ваш метод, комиссар?» А самые настырные даже говорили:

– На мой взгляд, комиссар, из вас получился бы настоящий бергсонианец.[1]

Некоторые из присутствующих, вроде Лурсо, смотрели на него просто как на комиссара уголовной полиции.

«Вы, который повидал стольких убийц…»

А еще были и такие, кто гордился тем, что может лично пожать руку человеку, портреты которого периодически печатают в газетах.

Но не таков был Беллами. Доктор смотрел на Мегрэ как на равного. Он, кажется, признавал, что они как бы принадлежат к одному классу, хотя и находятся в разных плоскостях.

Любопытство Беллами было каким-то сочувствующим и даже уважительным.

– Половина пятого, доктор, – подсказал один из партнеров.

– Да, верно. Я не забыл.

Он встал совершенно спокойно; бесстрастный, не испытывая никакого смущения от того, что обладает репутацией ревнивца.

Все так же спокойно направился к телефонной кабине. Сквозь стекло Мегрэ отчетливо видел его резкий профиль. У комиссара все больше крепло желание встретиться и поговорить с ним.

Но как к нему подойти? Вопрос столь же деликатен, как и при общении с добрыми сестрами. Может, когда доктор будет уходить, просто сказать: «Разрешите проводить вас?»

Слишком по-детски. По-детски выглядела бы и попытка встретиться с врачом под видом медицинской консультации.

Впрочем, Мегрэ ведь принадлежал к этой группе людей, играющих в карты, хотя и не входил в нее на равных.

Игроки привыкли видеть его сидящим на одном и том же месте. Иногда даже кто-нибудь из них ему показывал свои карты. Бывало, задавал вопрос: «Очень скучаете в Сабль?»

Но тем не менее он оставался для них посторонним, напоминая чем-то экстерна среди учащихся колледжа.

«Вашей жене лучше?» Кто же его спрашивал, пытался вспомнить Мегрэ, не доктор ли Беллами?

Комиссару уже противен был этот отпуск, выводящий его из равновесия и вызывающий некую смешную робость. Даже Мансюи, находящийся здесь в своей вотчине, мог в любой момент вернуться к себе в комиссариат.

А вот он из-за того, что умерла какая-то девица, а также из-за того, что некая добрая сестра с благочестивым личиком засунула ему в карман дурацкую записку, должен ходить кругами вокруг доктора Беллами, как бедный школьник вокруг богатенького ученика в классе.

– Гарсон, еще белого вина…